Георг Лукач - Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества

Действительность… уже не есть для этого сознания нечто в себе ничтожное (как у стоицизма и скептицизма. — Д. Л.)… а есть нечто такое, как оно само, — разорванная действительность…" [11].

Трудность понимания исторического процесса развития в этом разделе "Феноменологии" состоит, как уже стало ясно, в том, что исторические события и эпохи выступают в определенной последовательности, которая предписана их в-себе-бытием в исторической действительности, однако формы их проявления определены тем, как они отражаются в развитии индивидуального сознания. Поэтому в этом разделе с великолепной отчетливостью описаны два глубоких кризиса человечества. Первый — разложение античного общества и возникновение христианства — охарактеризован вкратце в его значении для развития сознания. Трудность понимания здесь состоит в том, что все темное проясняется — в соответствии с методологической структурой "Феноменологии" лишь во втором и третьем разделах, а именно тогда, когда объективно исторические, общественные события, лежащие в основе развития сознания, обнаруживаются со всей ясностью; тогда, когда данная ступень в развитии диалектического самодвижения человеческого рода постигается объективно, во всех своих закономерностях как ступень в развитии духа. Здесь уже, как известно, христианство представлено Гегелем как идеологическая основа

Нового времени. Краткое изложение сути "несчастного сознания" показывает, что христианство — в глазах Гегеля — способно играть свою роль потому, что в нем "отчуждение" (Entaufierung), отрыв индивида от природных уз первобытного общества, обнаруживается на более высокой и развитой ступени, чем ступень, выраженная в античных философских концепциях, которые идеологически сопровождали объективный процесс разложения, однако у которых, по Гегелю, отношение сознания было сугубо негативным, абстрактным и, по меньшей мере, принимало во внимание возникшее и растущее отчуждение (EntauBerung).

Второй кризис индивидуального сознания характерен для эпохи становления современного буржуазного общества и в нем осуществляется. Мы не имеем возможности рассмотреть весь путь развития сознания между этими двумя кризисами, описываемыми Гегелем, и притом еще обращать внимание на развитие освоения внешней природы, которое соответствует развитию сознания. Во втором крупном кризисе возникают все социально-моральные проблемы, трактовка которых Гегелем нам уже известна из его собственного изложения, из его полемики с субъективно-идеалистическим пониманием общества и морали. Не расширяя наше изложение, напомним читателю содержание предшествующего изложения и рассмотрим лишь специфически феноменологический аспект этого вопроса. Здесь речь идет о диалектике в противоборстве индивида с общественной действительностью, при этом известно, что последняя предстает как непознаваемая, загадочная для индивида, как нечто, чуждое деятельности индивида, а в крайних, трагических случаях, когда индивид доходит до предела, он и общество враждебно противостоят друг другу. "Поэтому сознание благодаря своему опыту, в котором для него должна была обнаружиться его истина, стало для себя скорее загадкой: последствия его действий для него не есть сами его действия; то, что с ним случается, не есть для него опыт того, что оно есть в себе; переход не есть просто изменение формы одного и того же содержания и одной и той же сущности, представленных в одном случае как содержание и сущность сознания, в другом — как предмет или созерцаемая сущность самого себя. Абстрактная необходимость считается, таким образом, той лишь негативной не постигнутой в понятии мощью всеобщности, о которую разбивается индивидуальность" [12].

Гегель описывает различные формы чисто индивидуального отношения к действительности, различные ступени индивидуального сознания — "удовольствие", которое приходит в коллизию с "необходимостью" и разрушается в ней, затем "закон сердца", где индивидуальная субъективная убежденность в благих ценностях человечества стремится предписать ему свой закон и приходит к тому, что различные индивиды живут по различным "законам сердца", которые по содержанию лишь противостоят друг другу и нередко прямо враждебны; наконец, более высокая ступень — "добродетель", где индивидуальность, обладающая субъективным высоким чувством моральной чистоты, хочет улучшить мир и позднее узнает, что объективная необходимость "общего хода вещей" вообще не заботится о субъективных постулатах индивидуальной моральности.

Отдельные формы сознания во всех этих битвах и конфликтах усматривают лишь гибель их индивидуальных стремлений, крушение того пути, который с необходимостью предписан сознанию не познаваемыми силами чуждой ему действительности.

Только для постороннего наблюдателя ясно, что за силы действуют в этой непосредственной индивидуальной философской трагедии. "Чисто единичные действия и поведение индивида связаны с потребностями, которые имеются у него как у природного существа, т. е. как у сущей единичности. То обстоятельство, что даже эти его самые обычные функции не уничтожаются, а обладают действительностью, происходит благодаря всеобщей сохраняющей среде, благодаря мощи всего народа" [13].

Здесь нет места для детального описания этого процесса, которое должен дать подробный комментарий. Прежде всего важен принцип развития, согласно которому индивид, индивидуальное сознание, хотя крайне медленно и весьма неравномерно, в тяжелых, трагических кризисах выявляет диалектическую связь собственной субъективности с неизвестным "в-себе-бытием" объективной общественной действительности. Принцип этой истории воспитания индивидуального сознания очевиден из вышеприведенной цитаты — это принцип реальной связи индивида с обществом, осуществляемой через потребности, их удовлетворение, благодаря созданию условий для удовлетворения потребностей в собственном труде.

И вновь весьма характерно для всей структуры гегелевской философии, что самые возвышенные трагедии субъективности, терпящей крах, разыгрываются чаще всего в высоких идеологических сферах, что они образуют движущую силу глубочайших нравственных проблем, однако сама проблематика, которая на этой моральной высоте никогда не может превзойти сферу трагических противоборств враждебных и взаимоисключающих принципов, находит свое решение — и философски, и в индивидуальном сознании феноменологии — в экономической деятельности человека в обществе. Именно трудящийся человек — употребляя терминологию Гете, близкую гегелевской диалектике, — является) "прафеноменом" тождественного субъект-объекта, субстанцией, становящейся субъектом, процессом "отчуждения" (Entauberung) и возвращением его в субъект. Социальность всей человеческой практики, существующая сама по себе, именно в труде, в удовлетворении потребностей в труде объективно переходит к "для-себя-бытию".