Фредерик Коплстон - От Фихте до Ницше

1 W, 10, S. 379; Е, 481 [22: 3,323].

2 W, 10, S. 380; Е, 482 [22: 3, 324 - 325].

3 W, 7, S. 94; R, 41 [24: 101]. Буква "R" обозначает "Философию права". Следующая за ней цифра указывает параграф. В ссылках на "R" слово "дополнение" означает дополнения Гегеля к первоначальному тексту. В переводе профессора Т. М. Нокса эти дополнения напечатаны за вариантом первоначального текста.

238

Человек становится собственником вещи не просто в результате внутреннего акта воли, но путем действенного присвоения, путем, так сказать, воплощения в ней своей воли [1]. Но он может и отвести свою волю от вещи, тем самым отчуждая ее. И это возможно, поскольку вещь является внешней для него. К примеру, человек может отказаться от права на дом. На какое-то время и в особых целях он может отказаться и от своего права на труд. Ведь его труд в таком случае может рассматриваться как что-то внешнее. Но он не может достичь отчуждения всей своей свободы, отдавая себя в рабство. Ибо вся его свобода не рассматривается и не может по праву рассматриваться как что-то внешнее ему. Не может рассматриваться в качестве внешней вещи и его моральная совесть или его религия [2].

1 Гегель говорит об абстрактном праве собственности. Нет необходимости отмечать, что с введением понятия общества сфера законного присвоения ограничивается.

2 Это относится к религии как чему-то внутреннему. В развитом обществе человек не может требовать неприкосновенности для внешнего выражения его религиозных убеждений в случае социальной опасности такого выражения.

В странноватом диалектическом продвижении Гегеля понятие отчуждения собственности приводит нас к понятию договора (Vertrag). Конечно, отчуждение собственности может принимать форму, так сказать, отстранения воли человека от вещи и оставления ее ничейной. Так я могу отчуждать зонтик. Но в таком случае мы остаемся в сфере абстрактного понятия собственности. Мы выходим за эту сферу, вводя понятие единства двух или более индивидуальных воль по отношению к собственности, т.е. развивая понятие договора. Когда человек отдает, продает или обменивается по соглашению, сходятся две воли. Но он может также соглашаться с одним или несколькими людьми относительно общего владения и пользования какой-либо собственностью в общих целях. И здесь единство воль, опосредствованное внешней вещью, более очевидно.

Однако, хотя договор и базируется на единстве воль, ясно, что нет гарантии того, что частные воли договаривающихся сторон будут пребывать в данном единстве. В этом смысле единство воль в общей воле случайно. И оно содержит в себе возможность собственного отрицания. Это отрицание актуализируется в неправе. Впрочем, понятие неправа проходит несколько стадий, и Гегель по очереди рассматривает гражданское неправо (являющиеся скорее результатом неправильного истолкования, чем злостного намерения

239

и неуважения прав других личностей): обман, преступление и принуждение. Понятие преступления приводит его к вопросу о наказании, которое он трактует как устранение неправого, устранение, которое, как он говорит, неявно требуется даже волей самого преступника. Согласно Гегелю, с преступником следует обращаться не как с животным, которое надо запугивать или исправлять. Как свободное разумное существо, он неявно соглашается с аннулированием его преступления наказанием и даже требует этого.

Итак, нетрудно понять, как от понятия договора Гегель приходит к понятию неправа. Ведь договор как свободный акт включает возможность его нарушения. Но не столь легко уяснить, каким образом понятие неправа может обоснованно рассматриваться в качестве единства на более высоком уровне понятий собственности и договора. Очевидно, впрочем, что гегелевская диалектика нередко есть лишь процесс рациональной рефлексии, в котором одна идея более или менее естественно ведет к другой, нежели процесс строго необходимой дедукции. И даже если он настаивает на соблюдении единообразной триадической схемы, нет большого смысла напирать на нее.

В неправом присутствует противоположность между индивидуальной и всеобщей волей, принципом справедливости, скрытым во всеобщей воле, выраженной в договоре. Во всяком случае, это верно относительно неправого в форме преступления. Индивидуальная воля отрицает право, и, делая это, она отрицает представление или понятие воли, являющейся всеобщей, разумной свободной волей как таковой. Как мы видели, наказание есть отрицание этого отрицания. Но наказание внешне, в том смысле, что оно налагается внешней властью. Противоположность или отрицание могут быть по-настоящему преодолены, только когда индивидуальная воля будет гармонировать со всеобщей, т.е. когда она становится тем, чем должна быть, а именно соответствующей понятию воли, возвышающейся над простой индивидуальностью и эгоистичностью. Такая воля есть моральная воля. Тем самым мы подведены к тому, чтобы перейти от понятия права к понятию моральности (Moralitat).

240

Важно заметить, что термин "моральность" используется Гегелем в гораздо более узком смысле, чем тот, который он имеет в обычном словоупотреблении. Конечно, в обыденном языке этот термин может употребляться самыми разными способами. Но когда мы думаем о моральности, мы обычно представляем исполнение какого-то позитивного долга, прежде всего в социальном контексте, тогда как Гегель абстрагируется от индивидуальных обязательств, к примеру относительно семьи или государства, и использует данный термин для обозначения того, что он называет "определенностью воли [Willensbestimmtheit], поскольку она осуществляется изнутри воли вообще" [1]. Моральная воля есть свободная воля, вернувшаяся к себе, т.е. сознающая себя в качестве свободной и признающая только себя и никакой внешней власти в качестве принципа своих действий. Как таковая, эта воля называется "бесконечной" или всеобщей не только в себе, но и для себя. "Моральная точка зрения есть точка зрения воли, поскольку она бесконечна не только в себе, но и для себя" [2]. Она есть воля, сознающая себя в качестве источника собственного принципа действия, причем неограниченным образом. По ходу дела Гегель, разумеется, затрагивает вопрос об обязанности, или долженствовании (Sollen). Ведь воля, рассматривающаяся как индивидуальная, конечная воля, может и не соответствовать воле, которая рассматривается в качестве всеобщей, а поэтому то, что хочется последней, кажется первой требованием или обязанностью. И как мы вскоре увидим, он обсуждает действие с точки зрения ответственности субъекта за это действие. Но в своей трактовке моральности он имеет дело с автономной свободной волей в ее субъективном аспекте, т.е. с чисто формальным аспектом моральности (в более широком смысле этого термина).