В Степин - Новая философская энциклопедия. Том четвёртый Т—Я

352

ЧЖИ «Чжэн мэн» («Наставление непросвещенным»), «Цзин сюэ ди ку» («Бездонность принципов изучения канонов»), «И шо» («Учение «[Канона] перемен»). Чжан Цзай связал понятие мировой ци-«пневмы» с космологическими категориями у цзи («Беспредельное», см. Тай цзи) и тай сюй («Великая пустота»). Последняя является основой неуничтожимой «пневмы», тождественной абсолютной «пус- тотности» (сюй кун) и одновременно «рассеянной» в ней. «Концентрация» и «рассеяние» «пневмы», сравниваемые Чжан Цзай с застыванием и таянием льда в воде, образуют все многообразие вещей. «Рассеянное» состояние «пневмы» тождественно «Великой гармонии» (тай хэ), в которой потенциально присутствуют «две крайности (противоположности)», проявляющие себя в вещном мире как «превращения (хуа) Неба и Земли». Взаимодействие этих противоположных тенденций выражается в наличии двух видов мировых трансформаций: резкие («грубые») «изменения» и постепенные («едва различимые», «тонкие») «превращения». Последние в определенный момент предстают как явное «изменение», после чего вновь идет процесс постепенных «превращений». Чжан Цзай постулировал зависимость знания от чувственных «восприятии/ощущений», для возникновения которых необходимо существование познаваемой вещи. Сам по себе человек «не обладает сердцем», т. е. сознанием и психикой, «сердце появляется благодаря [внешним] вещам». Это парадоксальное утверждение основано на положении об универсальности «духа» (шэнь) как всеобщей потенции взаимовосприятия. Данная потенция полнее всего реализуется человеком благодаря наличию у него органов чувств, способности к обучению и особого характера его знания. Оно рождается как результат контакта «духовной» субстанции человека и вещи. Специфичность человеческого знания прежде всего в его дву- единстве: оно состоит из «знания увиденного и услышанного», а также из «совокупного знания природы благодати/добродетели», источник которого Чжан Цзай усматривал в на- допытном «благом (врожденном) знании небесной благодати/добродетели». Противопоставление двух видов знания, восходящее к Мэн- цзы (кон. 4 — нач. 3 в. до н. э.) корреспондирует с введенной Чжан Цзаем оппозицией «природы Неба и Земли», т. е. всеобщей совершенной «природы», с одной стороны, и «природы телесной сущности пневмы», в которой реализуются индивидуальные качества человека, в т. ч. дурные, — с другой. Сознательно преодолевая «природу сущности пневмы», в первую очередь посредством «учебы», можно добиться «изменения и превращения сущности пневмы», возвращения к исконной «природе Неба и Земли». Чжан Цзай подверг резкой критике даосскую трактовку «пустоты» (сюй) и буддийские представления о сознании как источнике феноменального мира. Взгляды Чжан Цзая получили продолжение в основных течениях неоконфуцианства (ли сюэ и синь сюэ). Соч.: Чжан-цзы цюань шу (Поли. собр. соч. Чжан-цзы). Шанхай, 1935; Чжан Цзай цзи (Собр. соч. Чжан Цзая). Пекин, 1978; Натурфилософские воззрения; О познании, пер. М. Л. Титаренко.— В кн.: Антология мировой философии, т. 1, ч. 1. М, 1969. А. Г. Юркевич ЧЖЙ — категория китайской философии, выражающая два оценочно расходящихся смысловых ряда: 1) разумность, ум, интеллект, мудрость; 2) изобретательность, хитроумие, стратагема. Первый смысловой ряд, особенно в древних произведениях, написанных до реформы письменности в 213 до н. э., зачастую передается синонимичным и ононимичным иероглифом «чжи» («знание», см. Чжи-син), который, являясь основным графическим компонентом «чжи», мог выступать в качестве его упрощенной формы. В древнейших письменных памятниках, ставших конфуцианскими канонами, «чжи» означает мудрость, разумность. Согласно «Ши-цзину» (гл. 11), небо наделяет ею государя наряду с мужеством (юн). В «Чжоу и» она определяется как «способность остановиться, увидев впереди пропасть». В первых собственно конфуцианских текстах чжи в этом значении связывается с «гуманностью» (жэнь) (Лунь юй, IV, 1 ; «Мэн-цзы», II А 7) и вместе с уравновешивающим последнюю «мужеством» образует «триаду, составляющую всеве- ликую благодать (да дэ, см. Дэ) Поднебесной», т. е. набор добродетелей, необходимых для самосовершенствования (сю жэнь) и характерных для «пути (дао) благородного мужа (цзюнь цзы)» («Чжун юн», § 20; «Лунь юй», XIV, 28). Определив чжи как «приверженность осуществлению должной справедливости (и) в народе и удаленность от навей и духов при осторожной почтительности к ним», Конфуций провел принципиальное различие между мудростью и гуманностью как двумя основополагающими для культуры моделями поведения и в целом жизнеустроения: «Мудрый наслаждается водами, гуманный наслаждается горами. Мудрый подвижен, гуманный спокоен (см. Дун-u?UH). Мудрый наслаждается, гуманный долгоденствует» («Лунь юй», VI, 22, 23). Мэн-цзы, с одной стороны, уточнил определение «мудрости» в дистинк- ции с «совершенномудрием» («святостью», «гениальностью» — шэн): «Начинать благоустроение согласно принипам (ли) — это дело мудрости, завершать благоустроение согласно принципам — это дело совершенномудрия. Мудрость сравнима с искусностью, совершенномудрие сравнимо с силой». С другой стороны, он расширил конфуцианское понимание чжи до «разумности» как неотъемлемого свойства человека, присущего ему от рождения наряду с гуманностью, должной справедливостью (и), благопристойностью (ли) и состоящего в способности его «сердца утверждать [правду] и отрицать [ложь]» («Мэн-цзы», V Б, 1, II А, 6, VI А, 6). В данной концепции семантическое единство «мудрости» и «разумности» основывалось на признании человеческой природы (син) исконно доброй. Соответственно содержание чжи сводилось к моральным ценностям, и прежде всего к гуманности и должной справедливости («Лунь юй», IV, 1; «Мэн-цзы», IVA, 27). Поэтому выделенная Конфуцием категория «знающих от рождения», т. е. обладающих неизменной «высшей разумностью» («Лунь юй», XVI, 9, XVII, 23), была в дальнейшем истолкована в этическом, а не гносеологическом или психологическом смысле как предполагающая «способность участвовать в совершении добра и неспособность участвовать в совершении зла» («Хань шу» — «Книга [о династии] Хань», 1 в., гл. 20). Этой категории противопоставлялась «низшая глупость», столь же неизменная и характеризующаяся «способностью участвовать в совершении зла и неспособностью участвовать в совершении добра». «Средний человек» способен и на то, и на другое. В «Хань шу» из этого теоретического основания выведена всеохватная девятиступенчатая классификация исторических и мифических персонажей. Ван Чун довел данную тенденцию до предела, т. е. истолковав неизменность высшей разумности и низшей глупости как приверженность абсолютному добру (цзи шань) и абсолютному злу (цзи э) соответственно, вышел за рамки конфуцианской презумпции сущностного единства природы всех людей («Лунь хэн» — «Весы