Элизе Реклю - Эволюция, Революция и идеалы Анархизма

Другую гарантію прогресса революціонной мысли намъ даетъ непримиримость властей, въ которой сохранились пережитки прошлаго. Оффиціальный жаргонъ нашихъ политическихъ обществъ, представляющій путаницу всѣхъ понятій, настолько нелогиченъ, и противорѣчивъ, что часто въ одной и той же формѣ говорится о «неотъемлемыхъ правахъ общества» и о «священныхъ правахъ сильнаго государства»; точно также въ законныхъ функціяхъ административнаго организма участвуютъ мэры и синдики, которые, будучи представителями свободнаго народа передъ его правительствомъ, являются вмѣстѣ съ тѣмъ и исполнителями приказаній того же правительства, обращенныхъ къ подчиненному ему народонаселенію. Здѣсь нѣтъ ни единства, ни смысла: это какой то сплошной хаосъ перекрещивающихся понятій, законовъ, нравовъ сотенъ народовъ и десятковъ тысячелѣтій, подобно тому, какъ на берегу моря перемѣшаны камни, скатившіеся съ горъ, принесенные теченіями рѣкъ и выброшенные волнами. Съ точки зрѣнія логики современное государство представляетъ картину такой путаницы, что даже самые заинтересованные защитники отказываются его оправдывать.

Такъ какъ защита интересовъ собственниковъ и «правъ капитала» является главнѣйшей функціей современнаго государства, то необходимо поэтому, чтобы защищающій такой порядокъ экономистъ имѣлъ въ своемъ распоряженіи или неопровержимые аргументы, или какую нибудь ослѣпляющую разумъ ложь, которые бѣдный труженикъ, желающій вѣрить въ общее счастье, считалъ бы неоспоримыми. Но увы! Всѣ эти прекрасныя теоріи, изобрѣтенныя нѣкогда для глупаго народа, не пользуются больше кредитомъ; теперь уже никто не станетъ защищать устарѣвшее положеніе, что «благосостояніе и собственность являются наградой за труды». И, утверждая, что основаніемъ благосостоянія является трудъ, сами экономисты понимаютъ, что это ложь. Какъ и анархисты, они знаютъ, что богатство создается не личнымъ трудомъ, а благодаря труду другихъ; они знаютъ, что биржевые крахи и спекуляціи, благодаря которымъ пріобрѣтаются громадныя состоянія, совершенно справедливо могутъ быть уподоблены грабежамъ и конечно, они не осмѣлятся утверждать, что человѣкъ, могущій тратить по милліону въ недѣлю, т. е. сумму, на которую могло бы существовать сто тысячъ человѣкъ, отличается отъ другихъ людей умомъ и другими душевными качествами, превышающими въ сто тысячъ разъ умъ и способности средняго человѣка. Было бы безполезно заниматься разборомъ всѣхъ этихъ лицемѣрныхъ аргументовъ, на которые опираются защитники соціальнаго неравенства.

Но они употребляютъ другой аргументъ, который имѣетъ, по крайней мѣрѣ, то достоинство, что не опирается на хитросплетенную ложь: противъ требованій справедливости и равенства они выставляютъ право сильнѣйшаго и имя великаго ученаго Дарвина, противъ его воли, послужило имъ средствомъ для защиты и оправданія царящихъ повсюду несправедливостей и насилій. Сила мускуловъ и челюстей, сила дубины и кистеня — вотъ ихъ лучшій, — аргументъ! Дѣйствительно, право сильнаго, захватившаго въ свои руки всѣ источники богатствъ, царствуетъ повсюду. Тотъ, кто лучше обезпеченъ матеріально, кто принадлежитъ по рожденію къ привиллегированному меньшинству, обладаетъ образованіемъ, имѣетъ могущественныхъ друзей, кто, наконецъ, лучше вооруженъ силой или хитростью, тотъ, конечно, обладаетъ и наибольшими шансами успѣха; лучше всякаго другого онъ можетъ построить неприступную крѣпость и поражать оттуда своихъ менѣе счастливыхъ собратьевъ.

Къ какому исходу привела борьба грубыхъ эгоистическихъ стремленій? Раньше не осмѣливались такъ открыто выставлять этой теоріи огня и меча, которая казалось была слишкомъ жестокой и ей предпочитали лицемѣрныя рѣчи о бережливости и трудолюбіи. Ее облекали въ глубокомысленныя формулы, смыслъ которыхъ, надѣялись, будетъ недоступенъ народу: «трудъ — это узда», говорилъ Гизо. Но научные выводы натуралистовъ изъ борьбы за существованіе въ мірѣ животныхъ — переживаніе наиболѣе сильныхъ индивидовъ, придали теоретикамъ грубой силы смѣлость бросить безъ прикрасъ ихъ наглый вызовъ: «Вы видите, говорятъ они, это законъ природы, это неизбѣжная судьба, которой одинаково подчинены и хищникъ и его жертва».

Но мы можемъ только радоваться, что вопросъ такъ упрощенъ и такъ грубо поставленъ, тѣмъ проще и его рѣшеніе. «Царство силы»! Провозглашаютъ защитники соціальнаго неравенства. «Да, царство силы»! кричатъ все громче тѣ, которые пользуются благами, доставляемыми современной индустріей въ ея постоянномъ совершенствованіи — цѣль котораго прежде всего уменьшеніе числа рабочихъ рукъ. Но то, что говорятъ теоретики—экономисты, что повторяютъ за ними фабриканты, — развѣ не могутъ сказать и революціонеры, понимая только, что для нихъ настанетъ время согласнаго существованія, которое постепенно замѣнитъ существующую борьбу?

Право сильнаго не всегда будетъ законнымъ правомъ монополизировавшихъ орудія производства. «Сила побѣждаетъ право», говорилъ вслѣдъ за другими и Бисмаркъ, но можетъ настать день, когда сила станетъ наконецъ на сторону истиннаго права. Если правда, что идея солидарности распространяется, если правда, что завоеваніе науки проникаетъ все болѣе и болѣе глубокіе слои общества, если правда, что нравственныя богатства дѣлаются общимъ достояніемъ рабочихъ, которые одновременно имѣютъ наибольшіе права на производимыя ими богатства, а также и силу, не воспользуются ли они наконецъ ею, чтобы произвести революцію въ пользу всѣхъ.

Что могутъ сдѣлать отдѣльныя личности, какъ бы они ни были сильны, богаты, умны и хитры противъ солидарныхъ массъ пролетаріата? Правительства, потерявъ надежду, подкрѣпить доводами морали свои права, ищутъ теперь только «твердой власти», единственное средство, въ которомъ они нуждаются. Не трудно найти многочисленные примѣры тому, что въ министры выбираются теперь лица, не потому, что они прославились воинскими подвигами, и не потому, что они знатнаго происхожденія или обладаютъ выдающимися талантами и краснорѣчіемъ, но единственно за абсолютное отсутствіе щепетильности. Въ этомъ отношеніи имъ довѣряютъ вполнѣ: въ ихъ стремленіи усилить власть и защитить денежный мѣшокъ ихъ не остановятъ никакія соображенія.

Ни въ одной изъ революцій, совершившихся въ нашъ вѣкъ, мы не видѣли, чтобы привилегированные классы боролись самостоятельно, они всегда или опирались на безчисленную армію бѣдняковъ, которымъ они старались внушить «вѣру въ знамя», или дѣлали это подъ видомъ «водворенія порядка». Шесть милліоновъ человѣкъ, не считая высшую и низшую полицію, заняты этимъ дѣломъ въ Европѣ. Но эти арміи могутъ дезорганизоваться, они могутъ вспомнить, наконецъ, свое происхожденіе и то, что связываетъ ихъ съ народными массами, и рука, которая управляетъ ими, не сможетъ удержать ихъ. Составленныя въ своей большей части изъ пролетаріевъ, они могутъ превратиться, и навѣрное рано или поздно превратятся для буржуазнаго общества въ то, чѣмъ сдѣлались нѣкогда наемные варвары имперіи для римскаго общества — въ элементъ разрушенія. Исторія изобилуетъ примѣрами того политическаго ужаса, который овладѣваль даже такими изъ власть—имущихъ, которые сохранили до конца силу характера, но, вѣдь, есть еще и масса «правителей», которые являются простыми дегенератами, не обладающими ни достаточной энергіей, ни физической силой, чтобы пробиться къ выходу и спастись, ни достаточно человѣческаго достоинства, чтобы позаботиться раньше о спасеніи изъ пожара своихъ женъ и дѣтей.