Эвальд Ильенков - Выдающееся достижение советской науки

А.И. Мещеряков успел издать при жизни превосходную и глубокую книгу «Слепо-глухонемые дети», но она ни в коей мере не исчерпывает накопившийся за десятилетия материал, который продолжает накапливаться. Если бы мы смогли организовать научный коллектив, способный в какой-то мере заменить безвременно скончавшегося Александра Ивановича, это было бы лучшим памятником ему…

И последнее. И.А. Соколянский и А.И. Мещеряков мечтали о создании центра или комплекса для слепо-глухонемых и притом в непосредственной близости от Москвы, от научных коллективов, способных обеспечить действенную помощь воспитателям и в то же время систематически наблюдать за их работой, извлекать из нее уроки и делать выводы. Без такого повседневного контакта теории и практики — а этот контакт возможен лишь в условиях специально организованного центра, образцово-показательного учреждения — дело жизни Соколянского — Мещерякова рискует заглохнуть. Этот вопрос надо ставить со всей остротой, ибо это не частный вопрос, который касается, скажем, Министерства социального обеспечения и может решаться с «собесовской» точки зрения, а вопрос принципиальный, затрагивающий самую суть нашего мировоззрения, нашего — социалистического гуманизма, нашего подхода вообще к проблеме человека. Идеологический, мировоззренческий, научно-теоретический аспекты тут бесконечно важнее всех ведомственных соображений и расчетов…»

Продолжая мысль академика Б.М. Кедрова, доктор философских наук Э.В. Ильенков сказал: «Когда А.М. Горький познакомился с первыми успехами Оли Скороходовой, тогда еще совсем юной девчушки, он увидел в них событие, сравнимое с величайшими завоеваниями человеческого разума в нашем столетии, серьезнейший шаг в решении задачи, которая для самого Горького была центральной задачей его собственной жизни, — задачи практического утверждения социалистического гуманизма на земле. Не больше не меньше. Позволю себе процитировать:

«Дорогой товарищ Скороходова!…Вы для меня не только объект изумительно удачного, научно важного эксперимента, не только яркое доказательство мощности разума, исследующего тайны природы, — нет!

Вы для меня являетесь как бы «символом» новой действительности, которую так быстро и мужественно создает наш талантливый трудовой народ — рабочие, крестьяне. Не так давно подавляющее большинство этого народа, обладая органами зрения, слуха и способностью речи, жило под каторжным гнетом самодержавия и капитализма тоже как слепое, глухое и немое. Но чуть только социалистически научно организованный разум коснулся этой многомиллионной и разноязычной массы, — она выделила и непрерывно выделяет из плоти своей тысячи талантливых и смелых строителей новой жизни. Вы понимаете, что это значит!» [1] Горький М. Собрание сочинений, т. 30, с. 334–335.

Что это? Поэтическое преувеличение художника, взволнованного необычно драматической судьбой девушки? Конечно же, нет. Это очень прозорливый взгляд человека, который благодаря своему многолетнему общению с Лениным прекрасно понимал, что подлинное богатство общества определяется не количеством вещей, а уровнем развития способностей созидающего эти вещи Человека.

Поэтому-то и на сферу воспитания и образования он смотрел всегда зоркими глазами гуманиста-ленинца, то есть как на ключевую сферу производства общественной жизни. Он ясно понимал, что это та самая сфера производства, в рамках которой создается основная производительная сила общества — сам человек, и что уяснение этого факта как раз и есть та грань, которая отделяет социалистическое мировоззрение от буржуазно-мещанского. Именно поэтому феномен Оли Скороходовой и обретал в его глазах значение всемирно-исторического масштаба. Четкость мировоззренческой позиции — вот что позволило Горькому проявить в данном случае столь удивительную теоретическую прозорливость: увидеть в феномене Оли Скороходовой ту далекую перспективу, которую не мог тогда разглядеть еще сам Иван Афанасьевич Соколянский. Цитирую снова:

«Дорогая Ольга Ивановна!…Я несколько раз собирался ответить, и — чувствовал, что не умею встать на один уровень с фактами, не нахожу слов, достаточно сильных и в то же время осторожных. Это потому, что Ваше письмо — чудо, одно из тех великих чудес, которые являются достижениями нашего разума, свободно и бесстрашно исследующего явления природы, которые, глубоко волнуя, внушают уверенность в силе разума, в его [69] способности разрешить все загадки в жизни и вне и внутри нас…

Фантазировать — не всегда вредно; мой друг, великий учитель пролетариата Владимир Ленин, защищал право фантазии на жизнь и работу. И вот, фантазируя, я разрешаю себе думать, что, может быть, гносеология — теория познания мира — со временем будет такой же наукой, как все другие науки, основанные на эксперименте…» [2] Там же, с. 272–273.

Позволю и я себе капельку фантазии. Можно себе представить, какие слова мы услышали бы от Алексея Максимыча, окажись он сегодня среди нас, в этом зале. Лично я вынужден тут свою фантазию придерживать. Полагаю, однако, что и всем нам придется думать еще очень много, прежде чем мы сможем «встать на один уровень с фактами», прежде чем сможем «найти слова», эта факты адекватно описывающие…

Конечно же — и это представляется мне аксиоматически бесспорным после того, что мы сегодня видели и слышали, — работа Соколянского — Мещерякова чрезвычайно расширяет горизонты наших представлений не только и даже не столько о возможностях развития слепо-глухонемых, сколько о том интеллектуальном и нравственном потенциале, который таится в каждом так называемом «нормальном» человеке. В этом ее колоссальное нравственно-педагогическое значение для всех нас, для нашей педагогики, для нашей школы, для всей сферы воспитания и обучения.

При этом не надо забывать, что слепо-глухота — это трагедия, а не занимательное цирковое представление. Но это оптимистическая трагедия, воспитывающая людей всегда основательнее, потрясая их души и заставляя их задумываться всерьез над собою, над своей собственной жизнью, над своим отношением к этой жизни.

Думаю, что столь же колоссально значение рассматриваемых нами сегодня фактов и для теории, в частности, для логики, для теории познания мира человеком, для диалектики в ее ленинском понимании. Лично мне посчастливилось больше десяти лет близко наблюдать работу А.И. Мещерякова и его чудесных воспитанников и по мере сил помогать им, и для меня несомненно, что это сотрудничество дало мне, как философу, бесконечно больше, чем сотни философских сочинений. Да, здесь как на ладони раскрываются тайны таких процессов, как формирование мышления, понятия, силы суждения, их природа прорисовывается тут в акте их рождения. Трудно отделаться от мысли, что достаточно тщательное научное описание фактов в их сцеплении и последовательности уже само по себе дало нечто вроде материалистического варианта гегелевской феноменологии духа… И меня нисколько но удивляет тот кажущийся несколько неожиданным факт, что наши слепо-глухие товарищи легко осваивают как раз общетеоретические понятия, общепсихологические, общесоциологические и философские категории.