Эвальд Ильенков - О воображении

Эстетически-психическая слепота, с одной стороны, и острота эстетического взора — с другой, сказываются не только в плане нравственно-личностных отношений , но и в любой сфере человеческой жизни. Умение зорко замечать малозаметную, но на самом деле очень важную деталь и судить по ней о целом, то умение, которое чаще всего называют интуицией , важно в любом деле, в любой профессии, и в науке, и в жизни, — и в математике, и в расследовании преступлений. Нет такой области, где оно было бы излишней роскошью.

Это, пожалуй, не надо доказывать. Доказывать приходится другое: что так называемая интуиция органически, неразрывно связана с чувством красоты, которое только и развивается в людях большим, настоящим искусством.

От крупных математиков нередко приходится слышать, что чувство красоты как раз и управляет специально математической интуицией, то есть вступает в действие там, где речь идет не о педантически строгом построении доказательства, а о догадке насчет общей идеи доказательства, не [35] о деталях решения, а об общем его плане, о гипотезе, которую только еще предстоит доказать Само собой понятно, что человек с развитым воображением, с живой фантазией оказывается и в математике гораздо более продуктивным, чем человек с формально вышколенным, но педантичным, машинообразным интеллектом.

Попытка дать развернутое объяснение таких фактов увела бы нас очень далеко в тайны психологии. Поэтому вернемся к непосредственно знакомым фактам и попробуем на них раскрыть связь чувства красоты и воображения . Она тут может быть прослежена достаточно ясно.

Несколько лет назад на одном совещании писатель Л. Кассиль рассказал весьма прискорбный, хотя и забавный, случай. Некий директор школы получил из районо указание надо, де, отвлекать внимание старшеклассников от такой деликатной темы, как любовь. Насколько ценным было указание — вопрос особый; нас интересует, как поступил директор. Прежде всего, он довел указание до сведения учителей. Подумав, решил его конкретизировать, конкретно применить к условиям вверенной ему школы. Он приказал преподавательнице Любови Ивановне сменить имя, называться в школе, при учениках, как-нибудь иначе, ибо имя ее может возбудить в них ненужные ассоциации. Любовь Ивановна в смятении написала письмо Кассилю.

Случай предельный, карикатурный, но здесь наглядно видна связь между формально-бюрократическим отношением к жизни, с одной стороны, и отсутствием живого воображения, соединенного с чувством красоты, с другой. Разве усомнится кто-нибудь в том, что, попади наш директор в Третьяковскую галерею, он там наверняка увидит лишь огромную выставку дорогостоящих учебных пособий, большинство которых не следовало бы показывать детям; отберет десяток, другой картин, полезных при изучении русской истории, а остальные запрет в запасник. Самого главного — красоты — он не усмотрит, ибо эстетическое содержание художественных творений вовсе не связано с реальной жизнью так прямо, как он привык понимать. Он видит лишь ту прямую связь между явлениями, которая описана в формулах, в инструкциях, в учебниках. Именно поэтому не видит он красоты . Он с радостью переименует Любовь Ивановну в Хавронью Ивановну, а представления старшеклассников о любви предоставит формировать улице. Потом он первым будет возмущаться, когда эти представления окажутся свинскими.

Формально-бюрократический, лишенный воображения тип интеллекта как раз отличается тем, что реальной жизни во всей ее полноте, красочности и сложности он воспринимать органически не способен. Он видит в окружающем мире только то, что ему уже известно, то, что «словесно [36] закодировано» в его мозгу. Самостоятельно увидеть в жизни, в реальности что-то новое, что-то такое, что еще не нашло своего выражения во фразе, в формуле, он не умеет. Там же, где власть штампа кончается, он теряется, и чаще всего от действия по строгому штампу, от чисто машинообразного действия, сразу же переходит к действию по чистому произволу.

Живое, культурное воображение обеспечивает умение видеть в реальности, в жизни, в окружающем мире то, что до сих пор еще не сформулировано в словах, в терминах, еще не выражено в формуле учебника, то, что предстоит раскрывать людям.

Оторваться от ближайшего, знакомого, привычного, увидеть общее в единичном или единичное увидеть как частное проявление общего закона — в этом и состоит искусство каждого действительного исследователя, каждого творчески работающего человека. Без развитой силы воображения такого умения не будет.

Когда-то на наших экранах демонстрировался фильм «Жуковский», не очень удачный. Рекомендовать его в качестве «предмета», воспитывающего подлинное чувство красоты, мы не рискнули бы, однако авторы фильма старались проследить фазы творческого процесса, и мы хотим обратиться к этой их попытке использовать кадры давнего фильма как пример, нужный нам.

…Жуковский идет по улице, размышляя о способах расчета наиболее выгодного профиля крыла летательного аппарата. Льет дождь, спешат прохожие… Ученый ничего вокруг не замечает, его мысль поглощена совсем другими видéниями. Сила воображения работает, правда, пока только как «рассеивающая сила»: она позволяет человеку, занятому важным делом, не обращать внимания на впечатления, не имеющие никакого отношения к делу: дождь и людской шум вокруг не мешают ученому держать в поле своего внимания тот образ, который он мысленно — математически — старается обработать, понять.

Мысль мучительно ищет решения, а решения все нет… На секунду Жуковскому приходится отвлечься от проблемы и вспомнить о себе самом, — надо перейти на другую сторону улицы, но по мостовой несется поток дождевой воды. Глаза Жуковского ищут, куда бы наступить, чтобы не промочить ног. В потоке воды валяется кирпич, мешая потоку, заставляя его упругую струю изменять направление, завихряться, крутиться… На лице ученого — напряженное внимание. В чем дело? Ничего не замечал кругом человек, а тут глаза его жадно впились в увиденное, как в интереснейшее, волнующее зрелище.

…Кирпич в обегающей его упругой струе; несутся, проделывая сложный путь, какие-то щепочки. И вот уже не кирпич видит ученый, а [37] геометрическое тело определенной формы в обегающей его струе, и не воды, а вообще упругой среды, ею может быть и вода, и воздух. Вот в представлении ученого слегка изменилась форма кирпича; изменился и характер обтекающих его струй, сместились вихри, направление их давлений на тело…

На лице Жуковского — радость открытия: до сих пор решения не было по той простой причине, что общая идея расчетов была неверна! Думали, что подъемная сила крыла зависит от прямого давления встречной струи воздуха, а дело-то обстоит совсем не так! Значит — нужны совсем иные математические расчеты, совсем иной принцип конструкции крыла!