Георг Лукач - Исторический роман

Не нарушая исторической верности в самом существе изображаемой коллизии, историческая драма все же представляет нам те особенности человека и его судьбы, которые в состоянии вызвать непосредственное "современное" сочувствие у зрители, отделенного от происходящих событий может быть многими столетиями. Формула "Nostra causa agitu" имеет в драме качественно иное значение, чем в романе.

Отсюда ясно, что драма разрабатывает те человеческие черты, которые в ходе истории были относительно наиболее постоянны, всеобщи и закономерны. Условно выражаясь, драма имеет, как заметил однажды Отто Людвиг, "антропологический" характер.

4

Только теперь мы можем с достаточной ясностью понять вопрос поставленный в начале этой главы: почему в эпоху, далеко не достаточно развитого или вовсе неразвитого исторического сознания, возникали превосходные исторические драмы, тогда как исторические романы этого времени были карикатурой на литературную форму романа, на всякое художественное воспроизведение истории вообще? Здесь речь идет, прежде всего, о Шекспире, о некоторых его современниках. Но не только о них, ибо, не подлежит никакому сомнению, что некоторые трагедии Корнеля или Расина, Кальдерона или Лопе де Вега суть исторические трагедии грандиозного значения и действия. В настоящее время общеизвестно, что эта волна драматической поэзии, а вместе с тем исторической драматургии выросла на почве трагического крушения феодальной системы. Известно также, что выдающиеся поэты этого периода сделали глубокие наблюдения над драматическими коллизиями своего времени. Особенно ясно выступает в драмах Шекспира целый ряд внутренних, необходимо ведущих к разложению, противоречий феодальной системы.

Но этих поэтов и, прежде всего, Шекспира менее интересовали сложные исторические причины крушения феодализма, чем определенные человеческие коллизии, которые с полной необходимостью и типичностью выросли из этих противоречий, чем могучие и любопытнейшие исторические типы уходящего старого человека феодального общества и нарождающегося нового типа гуманистического дворянина и властителя. Исторические драмы Шекспира наполнены коллизиями этого рода.

С гениальной ясностью и тонкостью показывает Шекспир хаотическое смешение противоречий, наполняющих столетия неравномерно нарастающего смертельного кризиса феодального общества. Шекспир никогда не упрощает этот процесс посредством механического противопоставления "старого" и "нового". Он видит победоносное гуманистическое движение нарождающегося нового мира, но видит также, что этот новый мир означает катастрофу патриархального общества, в некоторых отношениях лучшего и более связанного с интересами народа. Шекспир видит победу гуманизма, но видит вместе с тем, что побеждающий новый мир есть мир господства денег, подчинения и эксплоатации массы народа, мир освобожденного эгоизма, безудержной жадности и т. д. С особенной силой и жизненной правдивостью изображает он типы разлагающегося феодального общества и противопоставляет им идеалы старого, еще внутренне устойчивого и неиспорченного дворянства [4] Шекспир чувствует живую личную симпатию к этому последнему типу, временами идеализирует его, но, как прозорливый великий поэт чувствует также, что гибель его дворянского идеала неминуема. .

Благодаря ясному взгляду на общественно-моральные черты, выступающие в этом грандиозном процессе, Шекспир мог создавать исторические драмы с величайшей правдивостью и полнотой, хотя в смысле того восприятия исторической действительности, которое мы обрисовали, говоря о Вальтер Скотте, Шекспир еще не пережил историю, как историю.

И дело не в многочисленных мелких фактических анахронизмах. К исторической верности в смысле костюмов, внешних обстоятельств и т. д. Шекспир всегда относился с суверенной свободой великого драматического поэта, инстинктивно убежденного в том, что эти мелкие черты довольно безразличны по сравнению с основной коллизией драмы. Поэтому Шекспир поднимает каждый конфликт, взятый хоть бы из самых общеизвестных фактов английской истории, на высоту великих типично человеческих противоречий, исторических лишь в том смысле и постольку, поскольку гениальный поэт вкладывает в непосредственное изображение индивидуальности наиболее яркие центральные черты изображаемого общественного кризиса.

Характеры, подобные Ричарду II или Ричарду III, контрасты, подобные противоположности между Генрихом и Перси Хотспером, покоятся неизменно на этой изумительно верно схваченной общественно-исторической основе. Но их главное драматическое действие носит общественно-моральный, человеческий характер. Поэт воссоздает наиболее общие и закономерные или, если угодно, "антропологические" черты подобных общественных коллизий.

Шекспир концентрирует важнейшие человеческие отношения с такой энергией, которая не существовала ни до него, ни после него. Не заботясь о внешнем "правдоподобии", как всякий великий трагический поэт (вспомним, что писал о "правдоподобии" Пушкин), Шекспир обнажает всю человеческую остроту исторической борьбы своего времени. Он придает ей обобщенный характер (временами совершенно античной ясности), Кажется, что мы слышим греческий хор, когда Шекспир в 3-й части "Генриха VI" сталкивает друг с другом на поле битвы сына, убившего своего отца, и отца, убившего своего сына:

Из Лондона ведет меня король,

Отец же мой, как Йорику подвластный,

За Иорка стал, по воле господина.

И я, кому он жизнь когда-то дал — Лишил его моей рукою жизни!

И далее:

Сын (убивший отца):

Когда же сын так об отце грустил?

Отец (убивший сына):

Когда отец так горевал о сыне? Король:

Когда народ так за народ скорбел?

Ужасна ваша; скорбь, моя — ужасней.

Обрабатывая отечественную историю, Шекспир берет из реальной исторической борьбы Алой и Белой роз эти в человеческом смысле наиболее величественные контрасты. Его верность истории состоит именно в том, что изображаемые им человеческие черты заключают в себе существенные моменты великого исторического кризиса. Укажем здесь хотя бы на пример сватовства Ричарда III. Эта сцена непосредственно передает лишь определенное морально-человеческое содержание, но вместе с тем она с необычайной исторической наглядностью обнаруживает величественную энергию и цинизм наиболее значительной фигуры эпохи разложения феодализма в Англии, последнего трагического протагониста дворянской междоусобицы.

Не случайно, что на вершине своего поэтического творчества Шекспир вовсе оставляет историческую тематику в тесном смысле слова. При этом он остается верен истории в доступном ему смысле, и можно даже сказать, что именно в этот период он создает величественную картину переходного времени, более значительную даже, чем в своих хрониках. Ибо высокие трагедии зрелого периода его творчества ("Гамлет", "Макбет", "Король Лир" и др.) пользуются преданиями и анекдотическим материалом старых хроник для того, чтобы представить общественно-моральные проблемы эпохи в еще более концентрированной форме, чем это было возможно при условии более точного следования событиям английской истории.