Георг Лукач - Исторический роман

Высокие трагедии Шекспира дышат тем же историческим духом, что и его исторические драмы в тесном смысле слова. Но от внешних обстоятельств, от случайных (с драматической точки зрения) колебаний общественной борьбы здесь осталось ровно столько, сколько безусловно необходимо для драматической разработки центральной "антропологической" проблемы. Трагические образы зрелого: периода шекспировского творчества-это гигантские исторические типы общественного кризиса его эпохи. Именно потому, что в драматическом отношении Шекспир мог действовать здесь более концентрированно, а в создании характеров — с большей "антропологической" широтой, чем в хрониках, его величайшие трагедии исторически более глубоки и правдивы, чем хроники.

Было бы, однако, неправильно видеть в подобной обработке исторических преданий нынешнюю "модернизацию". Некоторые выдающиеся! критики рассматривали так называемые "римские драмы" Шекспира, созданные им одновременно с его наиболее значительными трагедиями как изображение английских событий и английских характеров под маской античности. (Даже у Гете мы находим иногда подобные замечания.) Но у Шекспира дело вовсе не в "модернизации" античных событий. Обобщающая сила шекспировских характеристик, исключительная глубина его взгляда и оценки тех течений, которые в совокупности своей порождали кризис его эпохи — вот главное даже в "римских драмах".

Для эпохи Шекспира античность была еще живой общественно-моральной силой, которую не нужно было рассматривать как отдаленное прошлое. Создавая своего Брута, Шекспир имел перед глазами стоические черты дворянского республиканизма его времени (достаточно вспомнить друга юности Монтеня-Ла Боэси). И поскольку этот тип был близок и понятен Шекспиру, великий поет мог извлечь из исторических писаний Плутарха именно те черты, которые были общими закономерно-историческими признаками обоих периодов. Делю не в том, что Шекспир вносит дух своего времени в изображаемый античный мир, как это делали Корнель и Расин (нередко также современники Шекспира). Исходя из исторически близких переживаний своего собственного времени, он оживляет те трагические явления древности, которые в драматически-обобщенной форме обнаруживали сходные объективно-исторические черты.

Поэтому "римские драмы" Шекспира по всему своему стилю относятся к роду вышеупомянутых высоких трагедий зрелого периода. Общие проблемы своей эпохи Шекспир и здесь концентрирует в форме выдающихся коллизий, типически общих и глубоких. Здесь достигает своей вершины первая подлинно-историческая драма — та историческая драма, которая в этот период первого переходного кризиса возникающего буржуазного общества была единственно возможной.

Вторая волна исторической драмы начинается с немецкого Просвещения. Мы уже указывали выше на Общественно-исторические основания, которые привели к обострению исторического чувства именно в Германии. Новая полоса в драматической поэзии начинается с "Геца фон Берлихингена" Гете, пьесы, которая с внешней стороны является Как бы продолжением шекспировских хроник. Но эта связь носит внешний характер. У Гете нет высокого Драматического полета шекспировских хроник. Напротив, здесь налицо определенная, тенденция к верности и точности передачи жизненных деталей, тенденция, чуждая Шекспиру. У Гете совершается уже значительная эпизация драмы, введение в нее "полноты объектов". Исторически обусловленная бедность тематики, признанная по отношению к немецкой истории и самим Гете, сделала невозможным дальнейшее развитие в прежнем направлении. Непосредственные подражания "Гецу" выродились в пустую театральность рыцарских драм. В широком историческом смысле "Гец фон Берлихинген" скорее предшественник романов Вальтер Скотта, чем одна из ступеней развития исторической драмы.

Все творчество Гете и его друга Шиллера, является новым расцветам исторической драмы. Этот расцвет возникает на почве подготовительного периода французской буржуазной революции и ее грандиозных событий. Вследствие внутренней диалектики этого периода новая волна исторической драмы была проникнута большим историзмом, чем драма Шекспира.

Новая драма воспроизводит не только те моменты исторической действительности, которые прямо и неразрывна связаны с общими морально-человеческими чертами изображаемых типов. Она стремится передать конкретные исторические черты определенной ступени развития. Так, например, изображение периода назревания нидерландской революции в "Эгмонте" или тридцатилетней войны в "Валленштейне" содержит в себе гораздо больше определенных исторических признаков, чем драмы Шекспира. И не только" в смысле эпического нагромождения интересных исторически-характерных черт определенной эпохи, как в "Геце". Драма Гете и Шиллера стремится с наибольше возможной глубиной выразить своеобразные особенности определенного исторического положения в самих характерах, в самом поведении действующих лиц, в своеобразных оборотах действия.

Особенно глубоки и правильны такие исторические характеристики в "Эгмонте". Отход от эпического направления "Геца" связан с попыткой приблизить новую историческую драму к тому типу трагедии, который создай Шекспир в зрелый период своего творчества. Гете и Шиллер стремятся к той высоте обобщения, которая достигнута Шекспиром в этих трагедиях. Ho вместе с тем они желают выразить Какой-нибудь совершенно конкретный исторический реальный кризис общественного развития. Стиль "Макбета" и "Лира" они стремятся применить к исторической драме.

Благодаря этим тенденциям возникает в общем безусловно более высокий историзм драмы. Но несомненно также, что по сравнению с Шекспиром этот историзм носит гораздо более двойственный, проблематический характер. Ибо в драме Гете и Шиллера исторический материал испытывает на себе влияние двух взаимно-противоположных тенденций. И это противоречие, особенно у Шиллера, приводит к глубоко идущим внутренним диссонансам. Прежде всего, оба великих немецких писателя унаследовали от просветительной эпохи стремление выразить в своем творчестве нечто (общечеловеческое". В этой тенденции заключались определенные полемически революционные элементы Просвещения: сознательное противопоставление "общечеловеческих" норм раздробленности сословного общества. При всех колебаниях мировоззрения Гете и Шиллера эта тенденция сохранилась у них навсегда; определенную общественно-историческую форму проявления человеческих качеств они никогда не рассматривали, как нечто вполне соответствующее сущности человека как человека.

Однако, с другой стороны, именно вследствие развития просветительной идеологии в конце XVIII столетия, у них чрезвычайно усиливается элемент исторического понимания. Нет никакой надобности указывать на специально-исторические работы Шиллера, ибо стремление к конкретной исторической интерпретации материала имелось у него и раньше. У Гете подобная же тенденция вырастает на почве его реалистических устремлений.