Георг Гегель - Наука логики. Том II

Так как проблематичность положена, таким образом, как проблематическое в вещи, как вещь вместе с ее характером, то само суждение уже больше не есть проблематическое суждение, но аподиктично.

с) Аподиктическое суждение Субъект аподиктического суждения («дом, устроенный так- то и так-то, хорош»; «поступок, носящий такой-то и такой-то характер, справедлив») имеет в нем [в самом себе], во-первых, всеобщее — то, чем он должен быть, во-вторых, — свои характер; последний содержит в себе основание, почему весь субъект обладает или не обладает некоторым предикатом суждения понятия, т. е. соответствует ли субъект или не соответствует своему понятию. — Это суждение теперь истинно объективно или, иначе говоря, оно есть истина суждения вообще.

Субъект и предикат соответствуют друг другу и имеют одно и и то же содержание, и это содержание само есть положенная конкретная всеобщность; а именно, оно содержит в себе два момента: объективное всеобщее или род и оединиченное

{404}

(das Vereinzelnte). Здесь имеется, следовательно, такое всеобщее, которое есть оно само и продолжается непрерывно через свою противоположность, и лишь как единство с последнею оно и есть всеобщее. — В основании такого всеобщего, как предикаты «хороший», «соответственный», «правильный» и т. д., лежит некоторое долженствование, и вместе с тем бно содержит в себе соответствие наличного бытия; не указанное долженствование или род сами по себе, а именно это соответствие есть та всеобщность, которая образует собой предикат аподиктического суждения.

Субъект равным образом содержит в себе оба эти момента в непосредственном единстве как вещь. Но истина последней состоит в том, что она надломлена внутри себя на свое долженствование и свое бытие; это есть абсолютное суждение о всякой действительности. — То обстоятельство, что это первоначальное разделение, которое представляет собой всемогущество понятия, есты в такой же мере и возвращение в единство понятия и абсолютное соотношение друг с другом долженствования и бытия, — это обстоятельство и делает действительное некоторой вещью; ее внутреннее соотношение, это конкретное тождество, составляет душу вещи.

Переход от непосредственной простоты вещи к соответствию, которое есть определенное соотношение ее долженствования с ее бытием, — или, иначе говоря, связка, — оказывается при более близком рассмотрении содержащимся в особенной определенности вещи. Род есть в-себе-и-для-себя-сущее всеобщее, которое постольку представляется несоотнесенным; определенность же есть то, что в этой всеобщности рефлектирует себя в себя, но вместе с тем и в некоторое другое. Суждение имеет поэтому свое основание в характере субъекта и благодаря этому аподиктично. Тем самым отныне имеется налицо определенная и наполненная связка, связка, которая раньше состояла в абстрактном «есть», теперь же развилась далее в основание вообще. Она выступает прежде всего как непосредственная определенность в субъекте, но есть равным образом и соотношение с предикатом, который не имеет никакого другого содержания, кроме самого этого соответствия или соотношения субъекта с всеобщностью.

Таким образом, форма суждения исчезла, во-первых, потому.

{105}

что субъект и предикат суть в себе одно и то же содержание; во-вторых же, потому, что субъект через свою определенность указывает дальше себя и соотносит себя с предикатом; но это соотнесение перешло вместе с тем, в-третьих, в предикат, составляет лишь его содержание и есть, таким образом, положенное соотношение или само суждение. — Таким образом, конкретное тождество понятия, бывшее результатом разделительного суждения и составляющее внутреннюю основу суждения понятия, теперь установлено в целом, тогда как вначале оно было положено лишь в предикате.

Рассматривая ближе положительную сторону этого результата, образующего переход суждения в некоторую другую форму, мы находим, что субъект и предикат выступают в аподиктическом суждении, как мы видели, каждый в отдельнности как целое понятие. — Единство понятия, как определенность, составляющая соотносящую их связку, вместе с тем отлично от них… Ближайшим образом эта определенность стоит лишь на другой стороне субъекта, как его непосредственный характер.

Но так как она есть по существу соотносящее, то она есть не только такой непосредственный характер, но и проходящее сквозь субъект и предикат и всеобщее. — В то время как субъект и предикат имеют одно и то же содержание, через эту определенность, напротив, положено соотношение по форме, определенность в виде некоторого всеобщего или особенность. — Таким образом она содержит в себе оба формальных определения крайних терминов и есть определенное соотношение субъекта и предиката; она есть наполненная или содержательная связка суждения, единство понятия, вновь выступившее из суждения, в крайних терминах которого оно было утрачено. — Через это наполнение связки суждение стало умозаключением (46).

Умозаключение оказалось восстановлением понятия в суждении и, стало быть, единством и истиной их обоих. Понятие как таковое держит свои моменты снятыми в единстве; в суждении это единство есть нечто внутреннее или, что то же самое, нечто внешнее, и моменты, хотя и соотнесены, но положены как самостоятельные крайние термины. В умозаключении

{106}

определения понятия так же самостоятельны, как и крайние термины суждения, а вместе с тем положено и их определенное единство.

Умозаключение есть, таким образом, полностью положенное понятие; оно поэтому есть разумное (das Verntinftige). — Рассудок признается способностью определенного понятия, которое фиксируется особо абстракцией и формой всеобщности. В разуме же определенные понятия положены в их тотальности и единстве. Поэтому не только умозаключение есть разумное, но все разумное есть некоторое умозаключение. Деятельность умозаключения издавна приписывается разуму; но, с другой стороны, о разуме самом по себе и о разумных основоположениях и законах говорится так, что не видно, как связаны между собой тот вышеупомянутый разум, который умозаключает, и этот последний разум, служащий источником законов и прочих вечных истин и абсолютных мыслей. Если признавать, что перзый есть лишь формальный разум, а второй порождает содержание, то именно согласно этому различению второму разуму не может недоставать как раз формы разума, умозаключения. Тем не менее их обыкновенно держат столь изолированно друг от друга и, говоря об одном разуме, до такой степени не упоминают о другом, что кажется, что разум абсолютных мыслей как бы стыдится разума умозаключения и что если умозаключение и приводится тоже как деятельность разума, то это делается почти что только по традиции. Но очевидно, как мы только что заметили, что если рассматривать логический разум как формальный, то должно быть по существу возможно распознать его и в разуме, имеющем дело с некоторым содержанием; даже больше того: всякое содержание может быть разумным лишь через разумную форму. Обратиться здесь за разъяснением к весьма обыденной болтовне о разуме нельзя потому, что она воздерживается от указания, что же следует понимать под разумом; это претендующее на разумность познание (47) большей частью так занято своими предметами, что забывает познать самый разум и различает и обозначает его лишь посредством тех предметов, которыми, как оно уверяет, разум обладает. Если разум есть, как утверждают, познание, знающее о боге, свободе, справедливости, долге, о бесконечном, безусловном, сверхчувственном, или хотя бы по