Георг Гегель - Феноменология духа

Настоящий перевод сделай по первому изданию «Феноменологии духа» (Bamberg und Wiirzburg bei J. A. Gobhardt, 1807), за исключением первых листов «Предисловия», которое Гегель успел прокорректировать для второго издания (1832 г.). Тщательно отредактированный Георгом Лассеном текст — 1–е изд. 1907 г. (по счету пятое) и его же 2–е изд. 1921 г., — служил для переводчика вспомогательным материалом. Приложенные к изданию Лассона «разночтения» первых трех изданий (третье издание 1841 г., как и второе, под ред. И. Шульце; четвертое, под ред. Болланда, воспроизводит текст второго издания) дают возможность принимать во внимание редакционные изменения, внесенные во второе и третье издания Шульце. Лучшим свидетельством в пользу авторитетности первого издания служит то обстоятельство, что Ласоон, принявший в своем 1–ом издании много поправок Шульце, в издании 1921 г. отказывается почти от всех отступ лений от текста 1807 г. Собственные конъектуры и поправки Лассона также приняты во внимание.

Издание Лассона снабжено детализирующими заголовками параграфов. Так как они облегчают пользование текстом, они воспроизводятся в нашем переводеКак текст, не принадлежащий самому Гегелю, эти заголовки заключены в квадратные скобки.

«Феноменология духа» считается одним из труднейших, если не самым трудным для понимания произведением философской литературы. В основном трудность и запутанность изложения «Феноменологии духа» проистекают из того, что, поскольку в ней всякое более высокое формообразование сознания повторяет и включает в качестве моментов диалектические ступени предшествовавших стадий и формообразований, постольку Гегель старается провести и некоторое повторяющееся единство словесного выражения. Этот формализм приводит к тому, что, например, тер— 1В первом издании «Предисловие» разбито на параграфы. Названия их помещены перед текстом «Предисловия». Они нами даны в содержании. — Ред.

минология, ясная в применении к одной стадии, на другой превращается в сплошное иносказание. Конкретному историческому приурочению того или иного момента Гегель помогает иногда лишь вскользь упомянутым терминам, специфическим выражением или скрытой цитатой. Догадки, основанные на знании истории культуры и философии, сплошь и рядом не достигают цели.

Перевод — не комментарий; и трудности, которые пришлось преодолевать переводчику, — особого рода. Прежде всего :самый язык Гегеля, даже в устной речи щокировавший Шиллера и Гёте. Но несмотря на своеобразную лексику, небрежную конструкцию, стилистически причудливые обороты и сбивающие с толку повторения местоимений, — это язык заметно яркого стиля: тяжеловесный и в то же время выспренный, архаический по составу и смысловому значению слов, вдруг прерываемый метким афоризмом, смелым сочетанием слов и почти публицистической риторикой. Но все же в целом. трудности перевода с этой стороны не непреодолимы.

Серьезнее затруднения терминологические. Имеется сообщение, будто Гегель собирался написать «Феноменологию духа», не пользуясь латинской и греческой терминологией; он отказался от этой мысли, но некоторые исследователи тем не менее хотят видеть отражение этого намерения в обилии онемеченных терминов в этом произведении Гегеля. Верен или неверен указанный биографический факт, но последнее наблюдение не подлежит сомнению, и поскольку это свидетельствует о намерении Гегеля, оно обязывает переводчика глубже вдуматься в смысл этого намерения.

Прежде всего нельзя не заметить, что эта особенность терминологии Гегеля присуща вовсе не одной только «Феноменологии духа». Далее, немецкие термины у Гегеля частью — оригинальные, его собственные термины, частью — традиционные термины докантовской, т. е. преимущественно вольфовской философии, наряду с которыми, однако, свободно удерживается латинская терминология Спинозы. Но зато можно заметить, что Гегель, формулируя собственные мысли, избегает латинской терминологии субъективного идеализма, с которым он боролся. Отсюда вытекают некоторые указания для переводчика. Немецкая терминология Вольфа частично сама была взята из общенемецкого литературного и разговорного языка, частично же, будучи первоначально искусственной, ко времени Гегеля вошла в общее литературное употребление. Так как ничего похожего в развитии рус- ской философской терминологии не было, а для нас остается более привычной и более понятной латинская терминология, то было бы простым педантизмом изобретать русифицированную терминологию параллельно немецкой гегелевской или вводить ломаные русские слова там, где традиция не укрепилась или вовсе молчит. Гегель сам однажды (в «Предисловии» ко второму изданию «Науки логики») высказался в том смысле, что не пользоваться словами, заимствованными из чужих языков и получившими в философии право гражданства, было бы неуместным «аффектированным пуризмом» (кстати, для иллюстрации — два латинизма). Иное дело — немецкие термины, которыми пользовался Гегель, намеренно противопоставляя их терминологии Канта и Фихте. Здесь необходимо тщательно следить за тем, чтобы на место гегелевското не подставить такого термина, от которого Гегель отталкивался. Прочной традиции и согласованного единства в употреблении такого рода терминов у нас не существует. Даже некоторые условно принятые термины и более или менее подходящие в других контекстах оказались непригодными в «Феноменологии духа». Дело в том, что упомянутое выше упорство Гегеля в проведении формально — общего термина через соответствующие моменты даже далеко отстоящих друг от друга диалектических ступеней вдруг выдвигает такой оттенок значения, который принятыми в переводах терминами никак не передается. Больше того, — Гегель с особенным пристрастием относится к словам немецкого языка, выражающим не только разные, но подчас и противоположные значения; он усматривает в этом «умозрительный дух самого языка» и признается, что «мышлению доставляет радость» наталкиваться на такие слова. Отказываясь вследствие этого в некоторых случаях от уже предлагавшихся у нас переводов такого рода выражений и терминов, переводчик все же старался в общем по возможности согласовать свой перевод с более или менее принятой передачей их, если, конечно, не встречал в ней простой ошибки (вроде, например, толкования конкретного, как «сращенного», Erinnerung, как «внедрение», перевода Ein — sicht, как «умозрения» и т. п.).

Далее, некоторые слова и выражения Гегеля, которые нельзя назвать терминами в строгом смысле, приобретают у него характер терминов в силу того же настойчивого применения их в разных контекстах диалектического движения. Некоторые выражения такого рода особенно туго поддавались единообразной передаче; как, например, Verkehrung (положение в обратном виде или наоборот, извращение), Einsicht (уразумение, усмотрение, здравый взгляд, здравомыслие) и др. Чтобы подсказать читателю единство в таких случаях словоупотребления у Гегеля, в нужных местах в скобках повторяется немецкое слово.