Эмманюэль Мунье - Манифест персонализма

Мы только что вели речь о спасении тяжело больной истории. Это и в самом деле первая причина настоятельно необходимого объединения сил, к которому мы призываем. Когда реальность человека, как мы его до сих пор определяли, до такой степени поставлена под угрозу, когда необходимость возрождения уже столь четко обозначилась, было бы преступлением закрывать эту единственную дверь, ведущую к спасению, отвергать взаимопомощь, требуемую при объединении сил. Но много ли тех, кто спешит войти в эту узкую дверь?

Наша мысль идет дальше этого жизненно необходимого объединения, осуществляемого по сигналу тревоги. Выше мы отмечали, что сплочение рядов представляется нам законным лишь постольку, поскольку оно имеет своей целью истину, а не эклектику. Между тем истина подвергается двоякой опасности: с одной стороны, ей грозит распыление, с другой — разрыв, о чем мы только что говорили.

Кто будет работать над воссозданием целостной истины, если каждый думает только о той части, которой сам владеет? Но даже если одна из сторон полагает, что обладает ключом, подходящим к любой частной истине (а христианин не может думать иначе), то каким образом он сумеет открыть тайну, если не попытается испробовать свой ключ для каждой двери и провести учет своего благосостояния, посетив каждую из этих замкнутых ячеек? Если верно, что сквозь призму истины преломляется свет добра и зла, что она одинаково светит и правым и левым, что самые различные круги рядятся в ее одежду, то только любовь к этой расчлененной истине, а отнюдь не изнеженный либерализм, нуждается в людях, которые занялись бы собиранием ее кусков, разбросанных в нашем растерзанном мире. Всем формам «тоталитаризма» надлежит показать, что эти кусочки имеют силу только в целостности, в совокупности (правда, собиратели в свое время сами могут стать тоталитаристами); но наряду с творческой работой здесь необходимо решать и более скромную задачу по распашке целины, отбору, очищению, поиску равновесия, сбору откликов, что требует совместных усилий всех держателей частичных истин.

К этим причинам, ведущим их к объединению, следует добавить еще одну, последнюю, которая нам представляется основополагающей. Всеобъемлющая сопричастность, говорили мы, не может пренебрегать ни малейшим оттенком истины и в то же время должна включать в себя позитивные богатства каждой личности и бороться за их спасение. Но очень трудно соблюсти эту двойную верность. Люди не только замыкаются в себе и разделяются по политическим (земным) партиям, но и свои собственные духовные привязанности превращают в духовные партии, которые в свою очередь вводят партийные законы туда, где им нечего делать. Пользуясь словами Пеги, можно сказать, что они переносят любой «мистический» спор в «политическую» плоскость. Они доходят до того, что Маритен справедливо назвал «социологической проекцией» веры. Они превращают ее в одну из своих собственных умственных привычек, а нередко и в предмет своей гордости или каприза, говорят о ней на герметически закрытом, непроницаемом и непроницательном языке. Они, выражаясь словами Бергсона, превращаются в закрытое общество и выдвигают всякого рода требования вместо того, чтобы излучать свет. Окопавшись в этом обществе, они отказываются признавать истину, которая рождается где-то вовне, и даже ее название не упоминают и поэтому тем более рьяно нападают на нее. Они судят о перспективах мира только сквозь призму своего замкнутого мира, в котором находят себе убежище, дабы, прикрываясь требованием чистоты, уберечь себя от свершения любого великодушного поступка. Игнорируя психологию тех, кто пребывает вовне, они рисуют жалкие карикатурные картины бедности и тем прочнее закрывают себе путь к душам и сердцам людей. Мало-помалу они сами каменеют в своей скорлупе: их язык предназначен исключительно для внутреннего употребления, к тому же они говорят на каком-то жаргоне, где много красивых слов и общих, ничего не значащих фраз; они не испытывают жизненность своих идей в столкновениях и спорах. Свойственное им благодушие изнутри разрушает их убежденность, которая становится все более расплывчатой по мере того, как она тонет в потоке общих слов.

Несомненно, это самая большая опасность, угрожающая духовным ячейкам изнутри. Разрушить «социологические проекции» истины, а не сами «истины», сталкивая их друг с другом (это современное множественное число является просто абсурдом), обеспечить взаимопонимание, выветривая дух партийности, — это пошло бы на благо самой истины, которая для своего утверждения требует постоянного столкновения мнений.

Нам остается показать, как должна осуществляться эта борьба, коль скоро она отвергает формы деятельности старого либерализма.

Подведем некоторые итоги. Мы выступаем против безумного, чисто внешнего соединения различных мнений. Мы отвергаем также (стоит ли специально об этом говорить?) все «священные союзы», которые, пытаясь замаскировать расхождение мнений, отказываются ставить реальные проблемы и пресекают дебаты среди верующих; мы отвергаем также эфемерные, лишенные оснований соглашения, касающиеся политических реформ или экономических прогнозов.

Мы предлагаем регулируемое и направленное сотрудничество на основе точно определенной метафизической ориентации и строго определенных исторических суждений.

Метафизическая ориентация, задаваемая сверху, освещает наши позиции. Нужно только все время помнить о ней. Мы говорим: первичность духовного. Но: а) Духовное не сводится к возвеличению роли жизненных энергий, т. е. инстинктов, силы, молодости, дисциплины, национального тонуса, спортивных успехов и общественно полезных начинаний. Конечно, подогреваемый ими мир значительно более жизнеспособен, чем лишенный энергии механический мир. Но превращать их в высшие ценности, как это происходит в идеологии фашизма, значит сковывать духовный порыв и направлять его энергию по самому опасному пути.

б) Дух не сводится к культуре. Культура, отделенная от внутренней жизни, может превратиться в бессодержательную игру одного духа, не имеющего никаких обязательств и ни к чему не питающего любви. Более того, она становится воплощением интересов одного класса, одной нации, одного исторического периода (существует культура буржуазная, культура 1900 года и т. п.) и поэтому содержит в себе многочисленные пороки.

в) Дух не сводится к свободе. Свобода выбирать свою судьбу и средства ее осуществления вопреки всяческому духовному давлению — это фундаментальное завоевание человека, и мы не можем допустить надругания над ней. Но она имеет смысл, если ведет к согласию и обладает ценностью, если только содействует углублению и упрочению этого согласия. Мы равным образом выступаем как против антилиберализма, который хочет подменить этот акт лозунгом, так и против либерализма, для которого важнее всего неопределенность суждений и который защищает свободу, какой не дано осуществиться.