Сергей Хоружий - Расставим антроповехи!

Олег Аронсон:То есть Вы его просто смещаете как представителя неоплатонической онтологии, ну хорошо, но я хочу понять: Хайдеггер очень много сил и стараний потратил, чтобы описать структуру Dasein, и когда Вы говорите о размыкании, это очень похоже…

Сергей Сергеевич Хоружий: Конечно, весьма похоже! у меня даже об этом давно написан особый текст «Экзистенциальная аналитика и духовная практика», где то, что я называю парадигмой духовной практики, очень подробно сопоставляется с аналитикой Sein und Zeit . Это сопоставление парадигм выходит, действительно, весьма интересным, потому что у Хайдеггера тоже обнаруживается некоторая ступенчатая, иерархическая процессуальная структура, и я ее идентифицирую как своего рода антидуховную практику, ибо две структуры связаны отношением инверсии: если рассматривать аналитику Dasein как духовную практику, телосом этой практики оказывается троица Ужас-Смерть-Ничто (точней, Уничтожающее Ничто, das nichtende Nichts)… но это уже скорее философские частности, а по существу важней различие онтологик.

Дмитрий Гутов [8] Гутов Дмитрий Геннадьевич. Современный художник. Родился в Москве в 1960. Работы — в Государственном Русском музее (Санкт-Петербург), в коллекции Государственного музея заповедника Царицыно (Москва). Ряд персональных выставок в художественных галереях Москвы. Участник многих выставок в Москве, в Стамбуле, (3rd International Istanbul Biennale, 1992), во Франции ("Trio acoustico" (Osmolovski, Gutoff, Lejderman). Centre de Creation Cont., 1993), в Бангоре (Великобритания) ("Displacement and Change", 1994), в Цетине (Cetinjski Bienale II, Черногория, 1994), участник нескольких выставок в Германии (1995), в Венеции ("XLVI La Biennale di Venezia", 1995), в Риге (Латвия) ("Monument", 1995), в Стокгольме ("Интерпол", 1996), в Роттердаме (Pan European Art Manifestation "Manifesta", 1996) и др. : Я хотел бы задать вопрос, а художественная практика является видом того, что называется духовной практикой?

Сергей Сергеевич Хоружий: Конечно, это сюжет, который должен всех вас особо занимать. Самый простой ответ, такой затравочный, для расстановки вех, он состоит в том, что художественные практики не принадлежат к числу размыкающих — тем самым, и к числу создающих идентичность. Тип идентичности задается основными базовыми типами размыкания. А в художественных практиках уже избранный тип идентичности не меняется, не трансформируется, но зато очень существенно раскрывается и разрабатывается, культивируется, воплощается… В эстетических практиках — и, в определенных аспектах, только в них — личность и идентичность приобретают полноту измерений и содержательную насыщенность, приобретают разделку и проработку, как выражался о. Павел Флоренский, полноту, выраженность и развитость внутренних связей. Это практики развития идентичности, ее культивации.

Дмитрий Гутов: А в зависимости от того, какая идентичность выбрана, получаются различные эстетические практики?

Сергей Сергеевич Хоружий: Именно так. Вообще, тип идентичности, тип размыкания, к которому тяготеет человек, определяет многие основные стороны личности, стратегии действия и поведения… Это отношение зависимости от определяющей, конституирующей стратегии или практики выражается специальными понятиями: для любой такой стержневой, размыкающей человека практики имеется целый ассортимент других, которые каким-то образом детерминируются этой стержневой практикой, ориентируются на нее, получают от нее свои ценности, установки. Такие зависимые практики я называю примыкающими или ассоциированными .

Дмитрий Гутов: А художественные практики, приближающиеся, например, к исихастской традиции?

Сергей Сергеевич Хоружий: Они, разумеется, возможны и существуют — есть хорошо известная тема об исихастских влияниях в искусстве и Византии, и России. Надо лишь уточнять — что означает «приближающиеся»? Ответ здесь определяется не по внешним критериям, а по другим, опытным и антропологическим. Внешняя же ориентация на традицию, декларативная, может и не иметь ничего общего с антропологической сутью дела.

Дмитрий Гутов: А художественное произведение, — по каким его признакам и каким образом, мы можем определить, какому образу духовных или же других практик оно соответствует?

Сергей Сергеевич Хоружий: Нужно определить тип опыта, которым оно порождено, восстановить опытный контекст.

Дмитрий Гутов: Спасибо

Алена Мартынова:Если я правильно поняла, то путь к вере идет обязательно через духовную традицию. Правильно? Тогда вопрос, как быть со святым Павлом? Расшифруйте, пожалуйста, суть события со святым, события на пути в Дамаск.

Сергей Сергеевич Хоружий:Как принято считать, это — классическое, эталонное событие-обращение. Отвечающее известному афоризму: Сжег то, чему поклонялся, и поклонился тому, что сжигал.

Алена Мартынова:Но как, Вы ведь говорили, что должно быть все сознательное, размыкание? Однако сознательного выбора не было.

Сергей Сергеевич Хоружий:Я довольно неосторожно употребил оборот «сознательный выбор», это могло вызвать неверное представление о неком рациональном выборе, путем анализа вариантов. Бывает выражен и такой аспект, но основное совсем в другом: подлинное обращение — акт целостной личности, в котором доминируют высшие, а не низшие психические способности. И это в обращении Савла-Павла, вне сомнения, было.

Алена Мартынова:Понятно. По-моему, вы говорили обращение, имея в виду сознательное намерение, изъявляемое…

Сергей Сергеевич Хоружий:Избрать альтернативную стратегию…

Алена Мартынова:Избрать, избрать же слово было.

Сергей Сергеевич Хоружий:Слово было, и оно отвечает онтологическому и антропологическому содержанию события. Человек начинает осуществлять стратегию, которая является альтернативной по отношению ко всем эмпирическим. Это с ним происходит в итоге целостного акта его личности — и мы вправе сказать, что в смысловую структуру события входит избрание.

Алена Мартынова:Однако в христианской традиции предполагается, что он не выбирал путь, а путь ему был назначен.

Сергей Сергеевич Хоружий:Нет-нет, словарь предназначения, предопределения не является органически христианским. Он употребляется, но если мы начинаем строго различать понятия, то сразу оговорим, что христианская картина бытия и жизни — это не картина предопределения и предназначения. Такая картина — это языческое мироотношение. А в православном богословии у Максима Исповедника есть и специальное понятие «воли природной», воления, в котором человек избирает саму свою природу. Мое описание выбора пути к Инобытию (и кстати, кьеркегоровская аналитика «или — или», выбора подлинного себя) вполне соответствует этому понятию.