Дэниел Куинн - Измаил

— Это я смогу перенести, — ответил я, ничего больше не поясняя.

— Моя самая заветная, самая недостижимая мечта — когда-нибудь отправиться путешествовать по вашему миру, как это делаете вы сами: свободно и не привлекая ничьего внимания — просто выйти из дому, взять такси до аэропорта и сесть в самолет, летящий в Нью-Йорк, Лондон или Флоренцию. Когда я фантазирую подобным образом, одно из самых больших удовольствий — приготовления к путешествию, когда я обдумываю, что взять с собой в дорогу, а что можно спокойно оставить дома (как ты понимаешь, путешествовал бы я в человеческом обличье). Если взять слишком много вещей, их будет тяжело таскать, переезжая из одного места в другое, но, если взять слишком мало, придется все время прерывать путешествие, чтобы купить тот или иной предмет, а это еще более обременительно.

— Верно, — пробормотал я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Поэтому сегодня мы вот чем займемся: приготовим багаж для нашего совместного путешествия. Я собираюсь уложить некоторые вещи, ради которых не захочется потом делать остановки. Они для тебя сейчас будут иметь мало значения, так что я просто покажу их тебе, прежде чем бросить в сумку. Они станут тебе знакомы, так что ты их узнаешь, когда придет время их вынуть.

— Хорошо.

— Первое: словарь. Давай договоримся о некоторых названиях, чтобы не пришлось все время повторять: «люди вашей культуры» и «люди всех других культур». С разными учениками я пользовался разными названиями, а с тобой хочу попробовать пару совсем новых. Тебе знакомо выражение «либо да, либо нет». Если образовать от него слова «Согласные» и «Несогласные», не окажутся они для тебя эмоционально значимыми?

— Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать.

— Я имею в виду вот что: если первую группу мы назовем Согласные, а другую — Несогласные, не будет это звучать для тебя так, будто я говорю «хорошие парни» и «плохие парни»?

— Нет. «Согласные» и «Несогласные» кажутся мне вполне нейтральными терминами.

— Прекрасно. Следовательно, впредь я буду называть людей твоей культуры Согласными, а представителей всех других культур — Несогласными.

— По-моему, тут возникнет проблема, — хмыкнул я.

— Какая?

— Я не вижу, как можно включить в одну категорию всех остальных.

— Именно так делается в вашей собственной культуре, только вы используете выраженно оценочные, а не нейтральные термины. Вы называете себя цивилизованными, а всех остальных — примитивными народами. С этим все согласны: жители Лондона и Парижа, Багдада и Сеула, Детройта, Буэнос-Айреса и Торонто — все они знают — даже если нечто другое разделяет их, — что принадлежат к цивилизованным в противоположность людям каменного века, еще сохранившимся где-то на Земле. Вы признаете также, что, каковы бы ни были их различия, все эти люди каменного века являются примитивными.

— Да, это так.

— Так что, тебе было бы удобнее, если бы мы использовали эти термины — «цивилизованные» и «примитивные»?

— Да. Так было бы удобнее, но только потому, что я к ним привык. Пусть будут Согласные и Несогласные, меня это устраивает.

— Второе: карта. Она останется у меня. Тебе нет нужды запоминать маршрут. Другими словами, не тревожься, если в конце любого дня наших занятий ты неожиданно обнаружишь, что не можешь вспомнить ни слова из того, что я говорил. Значения это не имеет: изменит тебя само наше путешествие. Понимаешь, что я имею в виду?

— Не уверен.

Измаил на несколько мгновений задумался.

— Я дам тебе общее представление о том, что является нашей целью, тогда ты поймешь.

— О'кей.

— Матушка Культура, голос которой ты постоянно слышишь с рождения, объяснила тебе, как случилось, что все сложилось именно так. Тебе хорошо это известно: каждому, воспитанному в вашей культуре, это хорошо известно. Однако объяснение ты получал постепенно. Никто не усаживал тебя и не принимался поучать: «Вот как все сложилось именно так: все началось десять — пятнадцать миллиардов лет назад…» Скорее картина сложилась, как мозаика, из миллионов кусочков, которые тебе передавали другие люди, уже воспринявшие объяснение. Ты усваивал что-то из разговоров родителей за столом, из мультфильмов, которые смотрел по телевизору, из уроков в воскресной школе, из учебников, из передач новостей, из фильмов, романов, проповедей, пьес, газет. Ты следишь за моими рассуждениями?

— По-моему, да.

— Объяснение того, почему все сложилось именно так, пронизывает всю вашу культуру: оно всем известно и все с ним соглашаются, не задавая вопросов.

— Ну да.

— Совершая свое путешествие, мы с тобой будем заново рассматривать главные части мозаики. Мы вынем самые важные кусочки из твоей мозаики и вставим их в совсем другую, получив, таким образом, совсем другое объяснение тому, почему все сложилось именно так.

— О'кей.

— И когда мы прибудем на конечный пункт, у тебя будет совсем новое представление о мире и о том, что в нем происходило. Не будет иметь никакого значения, запомнишь ли ты, из чего это новое представление сложилось. Тебя изменит само путешествие, поэтому нет никакой надобности беспокоиться о том, чтобы запомнить маршрут, по которому мы шли, чтобы осуществить эту перемену.

— Хорошо. Я понял, что ты имеешь в виду.

— Третье, — сказал Измаил, — определения. Есть слова, которые в наших разговорах будут иметь особое значение. Первое определение: сказка. Сказка — это сюжет, связывающий между собой человека, мир и богов.

— О'кей.

— Второе определение: воплощение. Воплотить сказку в жизнь — значит жить так, чтобы сказка стала реальностью. Другими словами, разыграть сказку — значит стремиться сделать ее правдивой. Ты понимаешь: именно это пытался совершить немецкий народ под властью Гитлера. Он пытался сделать Тысячелетний рейх реальностью. Немцы старались воплотить в жизнь сказку, которую им рассказал Гитлер.

— Верно.

— Третье определение: культура. Культура — это люди, разыгрывающие сказку.

— Люди, разыгрывающие сказку… А сказка, ты говорил…

— Сюжет, связывающий друг с другом человека, мир и богов.

— Понятно. Значит, ты хочешь сказать, что люди моей культуры разыгрывают свою собственную сказку о человеке, мире и богах.

— Верно.

— Но я все еще не знаю, в чем заключается сказка.

— Узнаешь, не беспокойся. Сейчас ты должен запомнить одно: на протяжении существования человечества разыгрывались два совершенно различных сюжета. Один начали разыгрывать два или три миллиона лет назад люди, которых мы условились называть Несогласными, — они продолжают это по сей день с тем же успехом. Другой сюжет начал разыгрываться десять — двенадцать тысяч лет назад людьми, которых мы назвали Согласными, и он, несомненно, вот-вот окончится катастрофой.