Фредерик Коплстон - История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том II

2. Религиозные интересы Ямблиха четко проявились в этической теории. Приняв идею Порфирия о политических, катарсических и парадигматических добродетелях, он вводит между последними двумя еще и теоретические добродетели, с помощью которых душа созерцает Нус как свой объект и наблюдает развитие порядка из конечного принципа. С помощью парадигматических добродетелей душа отождествляет себя с Нусом, в котором находятся все идеи и парадигмы всех вещей. И наконец, над всеми этими четырьмя типами добродетелей располагаются священнические добродетели, практикуя которые душа в момент экстаза соединяется с Единым. Поскольку для обретения способов единения с Богом мы нуждаемся в божественном откровении, то священник оказывается выше философа. В системе Ямблиха важную роль играло очищение души от всего чувственного, а также теургия, чудеса и пророчества.

Пергамонская школа была основана Эдесием, учеником Ямблиха, и характеризуется в основном своим интересом к теургии и возрождению политеизма. Так, Максим, один из учителей императора Юлиана, уделял особое внимание теургии; Саллистий написал книгу «О богах и мире», в которой пропагандировал идеи политеизма; ритор Либоний, другой учитель Юлиана, писал книги против христианства. Подобные произведения создавал и Евнапий Сардский. Юлиан (322–363) был воспитан в христианстве, но вернулся в язычество. Во время своего короткого правления (361–363) он показал себя фанатичным противником христианства и апологетом политеизма, который он сочетал с неоплатоническими доктринами, почерпнутыми в основном из учения Ямблиха. Он толковал, к примеру, культ Солнца в соответствии с учением неоплатоников, называя Солнце промежуточным звеном между царствами умопостигаемого и чувственного.

В Афинской школе неоплатоников процветал живой интерес не только к трудам Платона, но и к произведениям Аристотеля. Так, Плутарх Афинский, сын Нестора и схоларх Академии (ум. 432 н. э.), составил комментарии к трактату «О душе», а Сириан (ум. ок. 430 н. э.), преемник Плутарха на посту главы Афинской школы, создал комментарии к «Метафизике». Однако Сириан не верил в то, что между Платоном и Аристотелем нет никакой разницы, наоборот, он не только считал изучение философской системы Аристотеля пропедевтикой к изучению теории Платона, но и – в своих комментариях к «Метафизике» – защищал теорию Идей Платона от критических нападок Аристотеля, четко обозначая различие взглядов двух философов по этому вопросу. Но это не мешало ему утверждать, что идеи Платона, пифагорейцев, орфиков и «халдейской» литературы согласуются между собой. Ему наследовал Деминий, сириец или еврей по происхождению, который писал трактаты по математике.

Но гораздо более серьезным философом был знаменитый Прокл (410–485 н. э.), родившийся в Константинополе и много лет бывший афинским схолархом. Это был необычайно плодовитый писатель, и, хотя многие из его работ утеряны, до нас дошли его комментарии к «Тимею», «Государству», «Пармениду», «Алкивиаду I» и «Кратилу», а также его собственные труды «О теологии Платона», «Начала теологии» и «О десяти сомнениях относительно промысла», «О промысле, судьбе и о том, что в нас», и «Об ипостасях зла» – последние три работы дошли до нас в латинских переводах, выполненных Вильямом Моербеке. Прекрасно зная учения Платона, Аристотеля и неоплатоников, наследником которых он был, Прокл живо интересовался всякого рода религиозными верованиями, суевериями и практиками; он, например, утверждал, что удостоился Божественного откровения и что в него вселилась душа неопифагорейца Никомаха. Таким образом, он обладал огромной эрудицией в религиозных и философских вопросах и попытался соединить эти элементы в единую, тщательно продуманную систему. Эта задача, при его выдающихся способностях к диалектике, не казалась невыполнимой. Он использовал свой диалектический талант для тщательной систематизации теорий своих предшественников, чем и заслужил звание величайшего схоластика античности 1.

Лейтмотивом этой систематизации стала идея триадического характера развития. Этот принцип конечно же использовал и Ямблих, но Прокл применял его последовательно диалектически и сделал основным принципом возникновения сущих из Единого, например при эманации порядков бытия – от высшего до самой низшей ступени. В результате этого возникшее бытие частично похоже на причину или источник эманации и частично отличается от него. Пока возникающее бытие сходно со своим источником, оно рассматривается как бытие, до определенной степени идентичное своему принципу, ибо процесс возникновения происходит только благодаря самокоммуникации принципа. С другой стороны, поскольку имеет место процесс возникновения, то в возникающем бытии должны присутствовать элементы, отличающие его от исходного принципа. Таким образом, одновременно наблюдаются два момента развития: первый – сохранение принципа (μονή), благодаря частичной тождественности ему, и второй – отличие от него, благодаря внешнему расширению (πρόοδος). Однако в каждом вновь возникшем бытии существует естественное стремление к Благу, и, благодаря строго иерархической структуре бытия, это стремление к Благу означает поворот назад и стремление вновь возникшего бытия вернуться к источнику, который его породил. Таким образом, Прокл выделял три момента развития: i) μονή или сохранение принципа; ii) πρόοδος или отход от принципа и iii) έπιστροφή или возвращение назад к принципу – это триадическое развитие, включающее эти три момента, характерно для всех видов эманаций.

Исходным принципом всего процесса развития является первичное Единое 2. Бытия должны иметь причину, а причина и следствие – это не одно и то же. Тем не менее мы не можем признать regressus ad infinitum, следовательно, должна быть Первопричина, из которой многообразие сущего произрастает, как «ветви от корня». Некоторые виды сущего располагаются ближе к Первопричине, а другие – дальше. Более того, может быть только одна Первопричина, ибо многообразие всегда вторично по отношению к единству. Это происходит оттого, что все многообразие логически сводится к единству, а все следствия – к исходной причине и все причастное Благу – к Абсолютному Благу; хотя само собой разумеется, что первичный принцип превосходит все предикаты Единства, Причины и Блага, так же как он выходит за рамки Бытия. Отсюда следует, что мы действительно не имеем права предицировать ничего позитивного исходному принципу: мы можем сказать только, чем он не является, понимая, что он выше всякого дискурсивного мышления и позитивной предикации, невыразимый и непознаваемый.