Фредерик Коплстон - История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том II

5. С гносеологией тесно связана психология, поэтому необходимо сделать несколько замечаний по поводу психологических теорий античной философии. Среди досократиков особняком стоит пифагорейская школа, выработавшая четкую концепцию души как постоянного принципа, сохраняющего свою индивидуальность и после смерти. Гераклит считал, что в человеке имеется начало, более близкое к предельному принципу, чем тело, а Анаксагор утверждал, что в человеке присутствует Нус. Однако Анаксагору не удалось, по крайней мере на словах, выйти за пределы материализма досократиков, а для Гераклита рациональный элемент был всего лишь более чистым проявлением огненного принципа. Тем не менее психологическая теория пифагорейцев выявила различие между душой и телом, а это означало различение духовного и телесного. Правда, доктрина переселения душ чрезмерно подчеркивала это различие, ибо из нее следует, что душа не имеет подлинной связи с конкретным телом. Более того, признание теории переселения душ требует и признания того, что память и рефлективное сознание непрерывной самоидентичности уже не является необходимым условием для продолжения существования индивидуума. (Аристотель полагал, что каждый отдельный человек наделен своим активным интеллектом, который продолжает существовать в своей индивидуальности, однако его утверждение о том, что память исчезает вместе со смертью тела, можно считать реликтом теории пифагорейцев, а не собственной психологической и физиологической идеей Аристотеля.) Что же касается пифагорейской теории о трехсоставном характере души, то она, вне всякого сомнения, родилась на основе эмпирических наблюдений за рациональными и эмоциональными функциями человека и конфликтом между разумом и чувством.

Пифагорейская концепция души оказала огромное влияние на Платона. Отвергнув эпифеноменализм, он объявил душу человека принципом жизни и движения, который в осуществлении своих высших интеллектуальных функций не зависит от тела, принципом, который появляется «извне» и продолжает существовать и после смерти тела. Трехсоставная по своей природе душа имеет различные функции, или «части», иерархия которых вписывалась в общую метафизическую иерархию Платона. Низшие части, или функции, зависят от тела; зато рациональная часть души принадлежит к области вечной Реальности. В процессе диалектической и интуитивной активности душа поднимается на более высокий уровень, чем уровень явлений, и демонстрирует свой «божественный» или бессмертный характер. Однако Платона не интересовал чисто психологический аспект деятельности души, еще меньше интересовали его ее биологические особенности; душа для него была в первую очередь началом, постигающим нравственные ценности и реализующим их, то есть он изучал душу с этической точки зрения. Отсюда то гигантское значение, которое Платон придавал образованию и культуре души. И если он намеренно заострял внимание на противоречии между душой и телом и говорил, что душа лишь временно населяет тело, сравнивая ее с капитаном корабля; если он утверждал, что судьба доверила ей управлять телом, то причиной всего этого были его этические интересы. Это верно, что он пытался доказать существование души до рождения, ее внутреннюю независимость от тела и бессмертие с помощью гносеологических аргументов, выдвигая довод о существовании априорного элемента в человеческом знании, но все это делалось в интересах этики и, в определенной степени, религии. Платон утверждал, что душа – самое ценное из того, что имеет человек, и потому его высшей задачей и обязанностью является уход за душой. Для психологии Платона была характерна четкая этическая направленность, ибо, хотя он и утверждал, что душа выполняет определенные биологические функции, являясь источником движения и самой жизни, он придавал такое огромное значение этическому и метафизическому аспекту души, что ее биологические аспекты не шли с ними ни в какое сравнение.

Аристотель начинал с Платоновой концепции души и с метафизико-этического представления о ней. Эта концепция проявилась особенно наглядно в его психологии, содержащейся в педагогических работах. Так, согласно Аристотелю, наивысшая часть человеческой души, активный интеллект, появляется «извне» и переживает смерть тела. Поэтому философия Аристотеля, как и философия Платона, придавала огромное значение образованию и моральной культуре. Тем не менее трудно избавиться от впечатления, что этот аспект доктрины души на самом деле не является характерным для психологии Аристотеля. Как бы ни ценил он образование и какое бы значение ни придавал интеллекту, описывая в «Этике» картину идеальной жизни, мы не ошибемся, если скажем, что главный вклад Аристотеля в психологию заключался в изучении именно биологических аспектов души. Резкое противопоставление души и тела, столь характерное для Платона, отступает у него на второй план, уступая место представлению о душе как об имманентной форме тела, предназначенной именно для этого тела. Активный интеллект (воспринимаемый ли с монистической точки зрения или с какой другой) переживает смерть тела, но душа в целом, включая пассивный интеллект, функции памяти и т. д., зависит от организма и погибает вместе с ним. А откуда она появляется, эта душа (за исключением активного интеллекта)? Она не появляется извне, она не создается Демиургом – может быть, тогда это функция тела, правда, нечто большее, чем эпифеномен? Аристотель предпринял очень тщательное эмпирическое исследование таких психических функций души, как память, воображение, сны, чувства, и понял, как много в них зависит от физиологических факторов и условий. Это привело к тому, что он стал рассматривать душу как эпифеномен тела, даже если он никогда явно не отрекался от идей, унаследованных от Платона, или понимал, как плохо согласуются эти идеи с теми представлениями о душе, к которым вели его собственные эмпирические исследования и склад ума.

Наиболее важный вклад в психологию в широком смысле, который внесли философы после Аристотеля, заключался, вероятно, в исследовании религиозного аспекта человеческой души. Впрочем, это было характерно не для всех школ, а только для неоплатонизма и тех систем, которые к нему вели. Мыслители того направления, которое нашло свое высшее выражение в неоплатонизме, утверждали, что человек родствен Богу, что душа имеет трансцендентальную ориентацию и судьбу. Иными словами, в античной философии возобладало Платоново, а не Аристотелево отношение к душе. Что же касается стоиков и эпикурейцев, то они не смогли создать единой психологической теории по той простой причине, что из их догматического материализма вытекала одна теория, а из этики – совсем другая. Более того, они исследовали природу и функции психического не ради них самих, а пытались создать рациональную психологическую теорию на чисто эмпирической основе. Восприняв и адаптировав космологию досократиков, но сосредоточив при этом свое внимание на нравственном поведении, они создали, насколько им удалось, систему– гибрид. Тем не менее благодаря учению стоиков интерес с изучения чисто биологических аспектов души переместился на ее нравственные и религиозные аспекты. Эпикурейцы отрицали бессмертие души и утверждали, что она состоит из атомов, но делали это в интересах своей собственной этики, а вовсе не потому, что обнаружили, что душа действительно имеет атомарное строение, хотя следует отметить, что эпикурейская психологическая теория лучше согласуется с их банальной этикой, чем стоическая психология с идеалистической этикой этой школы. И психологическая, и этическая теории стоиков постоянно пытались разорвать сковывающие их путы традиционного материалистического монизма; стоики не могли объяснить рациональное мышление с помощью понятий своей системы, точно так же как эпикурейцы не могли объяснить его движением атомов. Эпикурейцы в какой-то мере предвосхитили психологические идеи Гоббса или мыслителей французского Просвещения, однако ни в античном мире, ни во Франции XVIII века, ни даже в XX веке нельзя дать удовлетворительного объяснения психическим явлениям с точки зрения телесного, рациональному – с точки зрения иррационального, сознательному – с точки зрения бессознательного. С другой стороны, если психическое нельзя свести к телесному, то и телесное нельзя свести к психическому – оба эти аспекта сильно отличаются друг от друга, хотя в человеке, представляющем собой связующее звено между областью чисто духовного и областью чисто материального, два этих элемента тесно взаимосвязаны. Платон делал упор на различии, Аристотель – на взаимосвязи, однако следует учитывать оба этих фактора, если мы не хотим скатиться в болото окказионализма или современного идеализма, с одной стороны, и эпифено– менализма – с другой.