Фредерик Коплстон - История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том II

Таким образом, необходимо было осуществить синтез учений Платона и Аристотеля, и в неоплатонизме (как и, в большей или меньшей степени, в промежуточных философских системах, проложивших ему путь) Бог Аристотеля и Образцовая и Действующая причины Платона были сведены воедино, хотя и не совсем удовлетворительно. В христианской философии, с другой стороны, Действующая, Образцовая и Конечная причины явно отождествляются с единым духовным Богом, верховным Бытием и Реальностью и источником всего сотворенного и зависимого Бытия.

3. В-третьих, необходимо рассмотреть греческую философию с точки зрения гуманизма, с учетом того положения, которое, по мнению греческих мыслителей, занимает человек в индивидуальных системах. Досократовы космологи, как я уже упоминал, интересовались в основном Объектом, материальным космосом, рассматривая человека как его частичку. Гераклит, например, считал душу порождением первичного Огня, а Левкипп – органом, состоящим из атомов определенного вида. С другой стороны, идея о переселении душ, которую мы находим, к примеру, у пифагорейцев и в учении Эмпедокла, означала, что в человеке существует начало, предшествовавшее материи. Эта мысль дала блестящие плоды в учении Платона.

Софисты и Сократ, по разным, правда, причинам, перенесли свое внимание с Объекта на Субъект, или с материального космоса на человека. Первая попытка соединить обе реальности во всеобъемлющем синтезе была предпринята Платоном. Человек в его системе предстал познающим субъектом, наделенным волей, кто осознает или должен осознавать истинные ценности своей индивидуальной жизни и жизни общества. Человек – это существо, наделенное бессмертной душой; человеческое знание, человеческая природа, человеческое поведение и человеческое общество стали объектом всестороннего, тщательного анализа и изучения. С другой стороны, человек у Платона оказался между двумя мирами – нематериальным миром Реальности над ним и чисто материальным под ним. Таким образом, человек, как обладатель духа, вселившегося в тело, оказался связующим звеном между обоими мирами. Эту мысль высказал Посидоний, выдающийся мыслитель Средней Стои.

В философии Аристотеля человек – тоже промежуточное звено, ибо ни Платон, ни Аристотель не считали его высшим существом. Основатель Ликея, подобно основателю Академии, был убежден, что выше человека – неизменное Бытие, в созерцании которого проявляются его высшие способности. Аристотель, как и Платон, дал всестороннее описание человеческой психологии, поведения и общества. Однако психологическую теорию Аристотеля, по сравнению с теорией Платона, можно одновременно назвать и более человечной, и менее человечной. Более человечной потому, что он теснее связал тело и душу, в связи с чем его гносеология оказалась более «реалистичной», он более высоко оценивал эстетический опыт человека и произведения искусства, а его суждения о политике более соответствовали точке зрения «здравого смысла». Менее человечной потому, что полагал активный интеллект идентичным во всех людях (что кажется наиболее вероятным толкованием идей, изложенных в трактате «О душе») и, по-видимому, отрицал личное бессмертие. Более того, в учении Аристотеля нигде не говорится о том, что человек может приобщиться к Богу в каком бы то ни было реальном смысле.

Однако, хотя Платон и Аристотель придавали большое значение изучению человека и его поведения как индивидуума и как члена общества, оба они (невзирая на тяготение Аристотеля к эмпирической науке) были в первую очередь великими метафизиками и спекулятивными философами, и мы не можем сказать, что основное их внимание занимал исключительно человек. Человек занял центральное место лишь в учениях философов эллинистического и романского периода; космологические спекуляции пришли в упадок, зато учения Эпикура и развитой Стои оказались посвящены уже исключительно человеческому поведению. Это увлечение человеком породило благородную доктрину Поздней Стои, доктрину Сенеки, Марка Аврелия и – что совершенно удивительно – Эпиктета о том, что все люди, все разумные существа – братья, ибо они – дети Зевса. Но если стоики изучали в основном нравственное поведение человека, то мыслители, находившиеся под влиянием платонизма, исследовали религиозные способности, потребности и запросы человека. Идеи «спасения», познания Бога и уподобления ему нашли наиболее полное отражение в учении Плотина об экстатическом единении с Единым. Словом, если эпикурейство и стоицизм (последний, вероятно, с некоторыми оговорками) исследовали человека, если можно так выразиться, по «горизонтали», то неоплатоники изучали его по «вертикали», то есть в процессе его восхождения к Богу.

4. Гносеология, или теория познания, обычно считается особым разделом философии. Изучение процесса познания особенно характерно для современной философии, а для многих мыслителей наших дней гносеология заменяет собой всю философию. В утверждении о том, что только современная философия по-настоящему серьезно и критически подошла к исследованию процесса познания, есть, конечно, доля истины, однако только доля. Мы не будем сейчас говорить о философии Средневековья, которая тоже затрагивала гносеологические проблемы, однако вряд ли кто-нибудь станет отрицать, что великие мыслители античности в определенной степени изучали и вопросы гносеологии, хотя в то время она и не считалась особым разделом философии и не приобрела еще того значения, которое ей приписывают в наше время, по крайней мере после Иммануила Канта. Не собираясь давать полный обзор развития гносеологии в древней философии, я хочу остановиться лишь на одном– двух вопросах, которые позволяют продемонстрировать, что в Древнем мире были поставлены все важнейшие гносеологические проблемы, хотя они и не были исследованы в полном объеме, как того заслуживают.

Досократиков в целом можно назвать догматиками, за их уверенность в том, что человек может знать реальность объективно. Элеаты определили различие между путем истины и путем веры, или мнения, однако они не осознали всей важности этой проблемы. Элеаты придерживались позиций монизма на рационалистической базе, и, поскольку эта позиция противоречила данным чувственного опыта, они пришли к отрицанию объективной реальности явлений; они не подвергали сомнению способность человеческого разума выйти за их пределы, ибо верили, что разуму это по силам. Они не понимали, очевидно, того, что, отрицая объективную реальность явления, они подрывают основы своей собственной метафизики. Поэтому в целом мыслителей элеатской школы нельзя считать исключением – они придерживались того же некритического взгляда на процесс познания, что и все досократики, несмотря на диалектический гений Зенона.