Карл Маркс - Собрание сочинений, том 5

Перевод с немецкого

Кёльн, 13 октября. Когда пало министерство Кампгаузена, мы писали:

«Министерство Кампгаузена облачило контрреволюцию в свой буржуазно-либеральный наряд. Контрреволюция чувствует себя достаточно сильной, чтобы сбросить эту стеснительную маску. Какое-нибудь нежизнеспособное министерство левого центра (Ганземан) может, пожалуй, на сколько-то дней сменить министерство 30 марта. Но подлинным его преемником является министерство принца Прусского» («Neue Rheinische Zeitung» № 23 от 23 июня) {156} .

И действительно, за министерством Ганземана последовало министерство Пфуля (Невшательского).

Министерство Пфуля носится с конституционными фразами, как франкфуртская центральная власть — с «немецким единством». Если сравнить corpus delicti {157} , подлинную сущность этого министерства, с его эхом, его конституционными заявлениями, успокоительными заверениями, компромиссами, соглашениями в Берлинском собрании, то к нему можно применить только следующие слова — слова Фальстафа:

«До чего же мы, старики, подвержены пороку лжи!» [256]

За министерством Пфуля может последовать лишь министерство революции.

Написано К. Марксом 13 октября 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 116, 14 октября 1848 г.

Перевод с немецкого

Г-н Тьер публикует в «Constitutionnel» работу «О собственности» [257], На этом классическом по своей банальности произведении мы остановимся подробнее, когда оно появится полностью. Г-н Тьер неожиданно прервал его публикацию. Пока нам достаточно отметить, что «большие» бельгийские газеты «Observateur» и «Independance» [258]восторгаются этим сочинением г-на Тьера. Сегодня мы вкратце рассмотрим речь г-на Тьера об ипотечных бонах, произнесенную им 10 октября во французском Национальном собрании. По словам бельгийской газеты «Independence», эта речь нанесла бумажным деньгам «смертельный удар». Но, кроме того, г-н Тьер, как утверждает «Independance», является таким оратором, который с одинаковым превосходством трактует вопросы политические, финансовые, социальные.

Эта речь интересует нас только потому, что она обнаруживает тактику рыцарей старых порядков, тактику, которую они с полным основанием противопоставляют Дон Кихотам новых порядков.

Потребуйте, подобно г-ну Тюрку, которому отвечает Тьер, частичной реформы промышленных и торговых отношений, и эти люди, возражая вам, укажут на взаимную связь и взаимодействие частей всей системы. Потребуйте переворота во всей системе, и тогда вы — разрушитель, революционер, бессовестный человек, утопист и упускаете из виду частичные реформы. Отсюда вывод — оставьте все по-старому.

Г-н Тюрк, например, хочет облегчить крестьянам реализацию их земельной собственности при посредстве государственных ипотечных банков. Он хочет втянуть крестьянскую собственность в обращение, избавляя ее от необходимости проходить через руки ростовщиков. Дело в том, что во Франции, как и вообще во всех странах, где преобладает парцелляция, господство феодалов превратилось в господство капиталистов, а феодальные повинности крестьян превратились в буржуазные ипотечные обязательства.

Что же отвечает г-н Тьер прежде всего? Если вы хотите прийти на помощь крестьянину путем создания государственных кредитных учреждений, то вы наносите ущерб мелкому торговцу. Вы не можете помочь одному, не причиняя вреда другому.

Стало быть, нам следует преобразовать всю кредитную систему?

Ни в коем случае! Это — утопия. Так покончено с г-ном Тюрком.

Мелкий торговец, о котором столь любовно печется г-н Тьер, это — большой Французский банк.

Конкуренция ипотечных бон, выпущенных на сумму в 2 миллиарда, подорвала бы его монополию и дивиденды, а может быть, и something more {158} . Таким образом, за этим аргументом г-на Тьера скрывается — Ротшильд.

Перейдем к другому аргументу г-на Тьера. Предложение об ипотеках, говорит г-н Тьер, не имеет, собственно говоря, никакого отношения к самому сельскому хозяйству.

Что земельную собственность отнюдь не легко пустить в оборот, что ее лишь с трудом можно реализовать, что капиталы, так сказать, ее избегают, — все это, замечает г-н Тьер, лежит в «природе» вещей. Ведь земельная собственность, говорит он, приносит лишь незначительную прибыль. По, с другой стороны, г-н Тьер не может отрицать, что, в соответствии с «природой» современной организации производства, все отрасли производства, стало быть и сельское хозяйство, успешно развиваются лишь тогда, когда их продукты и их орудия легко могут быть реализованы, стать предметом обмена, могут быть пущены в оборот. С землей дело обстоит иначе. Следовательно, вывод был бы такой: при существующих цивилизованных порядках сельское хозяйство не может успешно развиваться. Поэтому необходимо изменить существующие порядки. И маленьким, хотя и непоследовательным шагом к такому изменению является предложение г-на Тюрка. Ни в коем случае! — восклицает Тьер. «Природа», т. е. современные общественные отношения, обрекает сельское хозяйство на пребывание в его теперешнем состоянии. Современные общественные отношения — это «природа», т. е. они неизменны. Утверждение о неизменности этих отношений есть, конечно, самый веский довод против всякого предложения об их изменении. Если «монархия» — природа, то всякая попытка установить республику есть бунт против природы. Согласно г-ну Тьеру, также совершенно ясно, что земельная собственность по самой природе своей всегда дает одинаково небольшую прибыль — независимо от того, кредитует ли земельных собственников государство из 3 % или ростовщик из 10 %. Словом, это — «природа».

Но отождествляя промышленную прибыль с приносимой сельским хозяйством рентой, г-н Тьер выдвигает также положение, прямо противоречащее современным общественным отношениям — тому, что он называет «природой».

В то время как промышленная прибыль, в общем, неуклонно падает, земельная рента, т. е. стоимость земли, неуклонно возрастает. Г-ну Тьеру надо было бы, следовательно, объяснить то странное явление, что крестьянин, вопреки этому, неуклонно беднеет. Но г-н Тьер, разумеется, не входит в рассмотрение этого вопроса.

Поистине поразительны, далее, поверхностные рассуждения г-на Тьера о различии между французским и английским сельским хозяйством.

Все различие, поучает нас Тьер, сводится к земельному налогу. Мы платим очень высокий земельный налог, а англичане вообще его не платят. Не говоря уж о неправильности последнего утверждения, г-ну Тьеру, несомненно, известно, что в Англии на сельское хозяйство падает налог в пользу бедных и масса других не существующих во Франции налогов. Аргумент г-на Тьера применяется английскими сторонниками мелкого сельского хозяйства в обратном смысле. Знаете ли вы, говорят они, почему английское зерно дороже французского? Потому что мы платим земельную ренту, притом высокую земельную ренту, которую французы не платят, так как они, как правило, не арендаторы, а мелкие собственники. Поэтому — да здравствует мелкая собственность!