Рудольф Штайнер - Воздействие духовных существ в человеке

Затем в том, что мы можем назвать антропоморфизмом, мы имеем специальные образования эзотерического пантеизма. Он представляет себе различных богов в человекоподобных образах. Сюда принадлежит, например, греческая религиозная система. Но совершенно ошибочно представляют, если думают, что позади отдельных богов для образованного грека не вершил собственно духовный мир. Когда мы говорим об Ангелах, Архангелах и т. д., вообще о различных духовных сущностях, которые стоят над человеком, как мы это делали в учении о космической эволюции, то мы говорим совершенно схожим образом, как это происходило тогда, когда говорили о Зевсе, Афине и т. д., в сравнении к единому мировому духу. В основе этой системы лежит единая мировая мысль. Пантеизм является духовной подосновой вещи; тогда боги наделяются человеческим обликом.

Если мы спрашиваем себя: с чем это связано, что еще во многом более абстрактный эзотерический пантеизм перешел в многообразие греческого мира богов? — мы должны в этом познать глубокую потребность человечества вообще, глубокий принцип в развитии человечества. Если мы рассматриваем переход от египетского к греческому, то мы лучше всего видим проявления этого принципа. Во всем представлении догреческого времени лежит нечто особенно мощное, символическое. Египетские пирамиды и сфинксы великолепны, мощное творение человеческого духа, которые в несколько абстрактной форме указывают на духовную первопричину, которую еще не отваживаются выразить. Как доказал греческий дух способность выразить духовное в образной форме! В этом лежит неслыханный прогресс, который можно видеть во всем. Наиболее полно найдете вы выраженным этот переход, если вы в духе проследите переход от восточного к греческому искусству строительства, если мы ухватим архитектоническую мысль в ее чистоте. Архитектоническая мысль приходит к своему наилучшему выражению на протяжении всего развития человечества в греческой архитектуре. Нигде не найдем мы такого безостаточного излияния мысли во внешнюю форму, как в греческой архитектуре. Мы видим, как все введено в пространство, как это соответствует великим космическим законам.

Это произошло, возможно, еще только раз в развитии человечества, что архитектонические мысли были осуществлены: это мысль готической архитектуры. И если мы сопоставим готическую мысль и греческую архитектоническую мысль, то мы должны сказать: в готике мы, собственно, не имеем больше дела с чистой архитектурой, но с только намеченным в формах выражением живущего в чувстве мистического элемента. Готика не является безостаточным выражением этой мысли. Греческий храм, напротив, есть жилище бога, и его нужно понимать как таковое. Потому что если мыслить себе бога творящим в пространстве, его силой, пронизывающей пространство, как он самому себе образует тело, как он ткет себе одежду, тогда мы имеем греческий храм. Если мы имеем его перед собой, мы знаем: это жилище бога. Готический собор не является таковым; он является домом молитвы. Его невозможно представить себе без посетителя, который есть внутри, для которого он построен полным настроения. Представьте себе греческий храм существующим сам для себя, совершенно сам для себя, только оживляемый богом, тогда вы имеете его весь. И это не символическое выражение. Готическому храму принадлежит верующий. И кто понимает пространство не как пустоту, но как пронизанное силами, кто знает, что в пространстве кристаллизуются силы, и кто чувствует эти силы, тот чувствует, что в греческом храме выкристаллизовалось нечто из динамических сил мира. Кто имеет для этого чувство, настолько сильное, что он может воспринимать эти сущности, тот знает, что силы пронзают пространство. Греки знали о жизненности пространства. Лучше всего можно убедиться в том, как мышление, чувство, воля стали конкретными, если сравнить с греческим романское искусство строения, в котором мы многократно видим, как колонна, например, из своей пространственной задачи как носитель возвышена колонна. Романское строительное искусство также велико, но оно имеет, однако, много декоративного, и среди прочего как раз эти колонны, для которых не существует более глубокой мотивации. В этом нет смысла, нет чувства пространства. Колонна есть, однако она не выполняет своего назначения. Все это связано со ступенью развития человеческого духа. Только пройдя через этот антропоморфизм, могло человечество быть подготовлено к восприятию Богочеловека, к восприятию в самом человеке живущего Бога. Однако это и есть христианство, называемое оккультизмом еще теоморфизмом.

В христианстве сливаются все различные образы богов в один живой образ Христа Иисуса. Для этого необходимо было мощное углубление человечества, углубление, которое сделало человечество способным не только промыслить живые формы пространства, как это проявилось в греческой пластике, но которое могло бы подняться к мысли видеть внутреннее во внешнем, к вере, что вечное действительно могло жить в историческом образе на Земле в пространстве и во времени. Это существенное в христианстве. Эта идея значила самое большое развитие, которое могло сделать человечество на Земле.

Нам нужно только сравнить — и такое сравнение позволительно — греческий храм, который является жилищем Бога, с тем, что позже стало христианской церковью, как это в самом чистом виде выразилось в готике. Тогда мы увидим, что во внешних формах необходим был даже шаг назад, если говорить о желании представить вечное во времени и пространстве. И то, чего достигает более позднее искусство благодаря тому, что выражает внутреннее во внешнем, это находится полностью под впечатлением духовного течения христианства. В принципе следует сказать, что это можно понять, что самой прекрасной архитектура может быть там, где еще могут быть связанными всей душой с внешними силами, которые протекают через пространство.

Итак, мы видим, как религиозная мысль постоянно углубляется в послеатлантическое время, как люди ищут указания на сверхчувственное. Во всем, что здесь сказано, будет нетрудно увидеть указание на страстное желание человека проникнуть во внешнюю форму, как-нибудь охватить внешней формой сверхчувственное. На это нацелены все изначальные первопричины искусства. С христианством мы, так сказать, достигли нашего времени. На основе здесь сказанного, во взаимосвязи со всем другим, что сказано о развитии после атлантического времени, вы можете познать, что ход человечества постоянно стремится к внутреннему. И в различных расах существует все растущее сознание о выражении внутреннего во внешнем.

Мы хотели бы сказать, что в греческих образах богов мы видим, как то, что в человеке живет внутренне, изливается во внешний мир. В христианстве дан важнейший импульс в этом направлении. Мы видим, что с христианством пришло нечто, что до нашего времени называют наукой. Потому что то, что сегодня так называют, то есть схватывание мыслительных первопричин бытия, начинается в халдейское время. Теперь в наше время мы действительно живем в большом повороте развития человечества.