Капра Фритьоф - Уроки мудрости

2. Энергия — это единственная Жизнь, и исходит от Тела, а Разум — этопредел или окружность Энергии.

3. Энергия — это вечное Наслаждение.) Хотя Бэйтсон иногда любил представлять свои идеивпоэтической форме, его мышление было мышлением ученого, и онвсегда подчеркивал, что работает в науке.

Он определенно считал себя интеллектуалом: "Моя работа — думать". Любил он говорить, но онрасполагал так же и сильной интуицией, которая проявлялась, в частности, в том, как он наблюдал природу. Он обладал уникальной способностьюсобиратьприродные наблюдения посредством очень интенсивного рассмотрения. Это не было обычным научным наблюдением. Бэйтсон каким-то образом мог наблюдать растение или животное всем своим существом, с эмпатией и страстью. И когда он говорил об этом, он описывал растениеслюбовью к мельчайшим деталям, используя язык, который, как он полагал, принадлежит самому растению, чтобы говорить об общих принципах, которые он извлекал из своего непосредственного контакта с природой.

Бэйтсон считал себя прежде всего биологом, и рассматривал множество других областей, которыми он занимался — антропологию, эпистемологию, психиатрию и другие, — как ветви биологии. Но он не имел ввидуредукционистского смысла; его биология не была механистической.

Областью его изучения был мир "живых вещей",а целью — обнаружениепринципов организации в этом мире.

Материя, по Бэйтсону, всегда организованна: "Я ничего не знаюо неорганизованной материи, если таковая есть", — писал он в "Разумеи природе",и паттерны ее организации становились для него всеболеепрекрасными по мере возрастания их сложности. Бэйтсон постоянно настаивал, что он — монист, что он создает научное описание мира, котороенеразделяетВселенную дуалистически на разум и материю, или на какие-либо другие отдельныереальности. Ончастоуказывал, чтоиудео-христианская религия, претендующая на монизм, по существу дуалистична, поскольку она отделяет Бога от Его творения. Точно так жеоннастаивалнанеобходимостиисключитьвсе другие сверхъестественныеобъяснения, поскольку они разрушили бы монистическую структуру его науки.

Это не означает, что Бэйтсон был материалистом. Напротив, егомировоззрение было глубоко духовным, проникнутым тем родом духовности, который составляет самую суть экологического сознания. В соответствиис этим он не был равнодушен к этическим вопросам; особенно его тревожила гонка вооружений и разрушение среды обитания.

Новое понятие разумаСамым важным вкладом Бэйтсона в научную мысль, смоейточкизрения, явились его идеи относительно природы ума. Он создал радикально новое представление о разуме, которое представляет для меня первуюуспешнуюпопыткупреодолеть разрыв картезианства, создавший столькопроблем для западного мышления и западной культуры.

Бэйтсон предложил определять разум как системный феномен, характерный для "живых вещей". Он перечислил ряд критериев, которым системыдолжныудовлетворять для возникновения разума. Каждая система, удовлетворяющая этим критериям, будет способна оперировать с информацией и обладать другими проявлениями, которые мы ассоциируем с разумом — думание, научение, память и др. С точки зрения Бэйтсона, разум — это необходимое и неизбежное следствие определенной сложности, возникающее задолго до того, как в организмах складывается мозг и центральная нервная система. Он так же подчеркивал, что ментальные характеристики свойственны не только индивидуальным организмам, но так же социальным и экологическим системам, что разум присущ не только телу, нотакже проводящим путям и сообщениям вне тела.

Разум, проявляющийся во всех системах, удовлетворяющих определенным критериям? Разум, содержащийся в проводящих путях и сообщениях вне тела? Эти идеи поначалу были столь новы дляменя, что я не мог увидеть в них никакого смысла. Бэйтсоновское понятие разума казалось не имеющим никакого отношения к тому, что я ассоциировал с этим словом, и прошло несколько лет, прежде чем эти радикальноновые идеи проникли в мое сознание и вошли в мое мировоззрениена всех уровнях. Чем в большей степени мне удавалось включить бэйтсоновское понятие разума в свое мировоззрение, тем более освобождающим ивдохновляющим оно для меня становилось, и тем более я понимал его колоссальные следствия для будущего научной мысли.

Первый проблеск понимания бэйтсоновского представления о разумепришелко мне, когда я познакомился с теорией самоорганизующихсясистем Ильи Пригожина — физика, химика и нобелевскоголауреата. ПоПригожину, паттерны организации, характерные для живых систем, могутбыть обобщены в едином динамическом принципе, принципесамоорганизации. Живой организм — это самоорганизующаяся система, что означает, что ее упорядоченность не навязывается ей окружающей средой, аустанавливается самой системой. Иными словами, самоорганизующиеся системыпроявляют определенную степень автономии. Это неозначает, чтоониизолированы от своей среды; напротив, они постоянно взаимодействуют сосредой, но это взаимодействие не определяет их организацию; они являются самоорганизующимися.

За последние 15 лет теория самоорганизующихся систем быладовольнодетально развита под руководством Пригожина учеными из различных сфер знания. Мне понять эту теорию помогли продолжительные разговоры с Эрихом Янчем, выдающимся системным теоретиком, одним из учеников и интерпретаторов Пригожина. Янч жил в Беркли, где и умер в возрасте 52 лет, в 1980 году, в том же году, что и Бэйтсон. Его книга" Самоорганизующаяся Вселенная" была для меня одним из главных источниковпри изучении живых систем, и я живо помню наши продолжительные иинтенсивные дискуссии, которые доставляли мне еще особое удовольствиетем, чтовелись на немецком языке, поскольку Янч был, как и я сам, австрийцем.

Именно Эрих Янч указал мне на связь между пригожинским понятием самоорганизации ибэйтсоновскимпонятиемразума. Действительно, когдаясравнилпригожинскиекатегории самоорганизующихся систем сбэйтсоновскими критериями ментальных процессов, я нашел их очень похожими, почти что тождественными. Я тут же понял, что это означало, чторазум и самоорганизация являются разными аспектами одного и то жеявления — жизни.

Эта догадка означала для меня не только начало понимания бэйтсоновского понятия разума, но так же и совершенно новое представлениео явлении жизни. Я с трудом дождался, когда ясмогусноваувидетьБэйтсона, воспользовался первой же возможностью посетить его и проверил свое понимание. "Смотрите, Грегори, — сказал я, принимаясь вместес ним за кофе, — ваши критерии разума кажутся мне тождественными критериям жизни".Он без колебаний посмотрел мне прямо в глаза и сказал: "Вы правы. Разум — это сущность живого".