Мартин Хайдеггер - Мартин Хайдеггер - Карл Ясперс. Переписка, 1920-1963

Скоро Вы вновь получите от меня весточку — когда я съезжу в Берлин.

Сердечный привет Вам и

Вашей жене,

Ваш Карл Ясперс

Сообщите, пожалуйста, Ваш адрес — тогда мои письма будут доходить быстрее.

[74] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу

Фрайбург, 10. XI. 28

Дорогой Ясперс!

Сердечное спасибо за Ваше письмо. Я теперь всерьез опасаюсь, что Вы согласитесь. Ваш выбор нетруден в том смысле, что здесь или там Вы будете иметь открытую и более широкую среду для философии "в соответствии с пониманием мира". И, вероятно, в Бонне возможности будут еще шире — по крайней мере, в прошлом году мне там очень понравилось. А Кёльн в конечном счете относится туда же.

Моя первая неделя миновала, и пока я могу только сказать, что любопытствующих много — что-то вроде странствующей публики, вперемежку со шпионами; странное чувство, какого другие на моем месте испытать не могут, я-то совершенно точно знаю, где сидит такой вот шпион, — потому что сам мог бы сидеть на его месте*. Но я знал, что займу этот "передовой рубеж", только, по моему глубокому убеждению, "рубеж" обречен — католики достигли небывалых "успехов", теперь уже повсюду сидят молодые католические приват-доценты, которые с необходимостью появятся и здесь.

Философский факультет стал существенно хуже.

Но, наверно, сейчас везде так.

* В личной корреспонденции Хайдеггера многие факты подвергаются тенденциозному истолкованию. Так же "посчастливилось" и этому месту. Речь, однако, идет не о "подозрительности" Хайдеггера, а о следующем совершенно несомненном обстоятельстве: некогда тесно связанный с католиками, Хайдегтер отошел от католической теологии и мировоззрения. Вполне естественно, что, вернувшись во Фрайбург, для которого была характерна преимущественно католическая ориентация, он был настороженно встречен всеми теми, кто готов был увидеть в нем чужака. Эту настороженность Хайдеггер очень хорошо "улавливал", поскольку был хорошо знаком с католической системой преподавания. Выражение "потому что сам мог бы сидеть на его месте" следует понимать: "если бы я не перешел в философию". Единственная новизна — то, что в своем философствовании я больше не ''прячусь". Где-то свершился рывок. —

Франкфургцы, очевидно, не нашли в себе мужества последовать моему совету. В конце прошлого семестра декан философского факультета229 попросил меня от имени комиссии составить из следующих имен: Гризебах230, Ясперс, Кронер, Тиллих231, Вер-тхаймер232 — список из трех кандидатов, поскольку, по их словам, у них нет специалиста для консультаций233. Это было несложно. Я написал им, что совершенно невозможно даже и назвать Вас в компании со всеми остальными. Единственный выход: Ясперс unico loco\ о всех прочих кандидатах, насколько мне известно, однажды высказался и сам Шелер — в том смысле, что не выбрал бы их в качестве своих преемников.

Но во Франкфурте, вероятно, боялись очередного отказа из министерства и подкрепили свои позиции полным списком. Я даже и не знал, что там дело зашло так далеко.

Надеюсь, Вы и Ваша жена "также и во всем остальном" хорошо провели дни в Берлине.

С нетерпением ожидаю известий не только о результатах Вашего дела, но и вообще об этом визите в министерство. Правда, сейчас, да еще в начале семестра, я, конечно, не могу требовать от Вас пространного письма.

Сердечный привет от Вашего

Мартина Хайдеггера.

[75] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру

Гевдельберг, 12/11.28

Дорогой Хайдеггер!

У меня все пока в подвешенном состоянии. Из Карлсруэ234 по-прежнему слышны лишь обтекаемые формулировки; кандидатуру еще обдумывают — боюсь, оценят слишком низко235. Атмосфера прохладная. В Берлине — наоборот, однако предложение таково, что я вряд ли соглашусь на Бонн; правда, мне сказали, что это предложение не последнее. Цифры я сообщу Вам, когда дело подойдет к концу. Сейчас это слишком затруднительно.

Во Франкфурт меня пригласили в одно время с Вами, но для устного доклада на комиссии. Я был там, гоюрил о многих именах, о которых меня спрашивали. Сначала мне дали список из 180 имен! В ответ мне показалось уместным довести его до 200. На вопрос о списках из трех кандидатов я так и не ответил, сказал, что судьба факультета заключается именно в том, как он отреагирует на разные характеристики. Я полагал, что Вам и мне предложат [во Франкфурте] философские кафедры, а Вертаай-меру — по психологии, и немного поиграл этой мыслью, хоть она и казалась мне невозможной, ведь Вы едва ли пошли бы во Франкфурт, а я если и пошел бы, то весьма неохотно. Но так или иначе, ситуация реального приглашения что-нибудь да значила бы. Соответственно я гоюрил о Вас как о друге, обстоятельно, с теплотой, но и с обозначением потенциального соперничества, описал тот тип философствования, который был бы юзможен лишь благодаря таким приглашениям, когда приглашенные соотносятся друг с другом. Кроме того, я гоюрил о Франке, Беккере, Боймлере, но более прохладно, а также упомянул многих других. Обратил ли факультет на это внимание? Нет, не обратил, ибо, вместо того чтобы primo loco* вписать наши имена в списки на три вакансии, он поместил их в один список. Этот список, как я слышал (из третьих уст), Берлин вернул обратно во Франкфурт.

В Берлине я спросил Виндельбанда236 о Беккере. Ответил он примерно следующее: "Летом Вы порекомендовали нам Франка, Беккера и Боймлера. На Марбург мы утвердили Франка, так как не хотели делать ту кафедру традиционной собственностью феноменологов. На очереди Беккер. Теперешнее назначение Франка не направлено против Беккера. А о Боймлере у нас есть и другие положительные рекомендации". Я не спросил, дошли ли до них неблагоприятные отзывы о Беккере, поскольку этот вопрос показался мне слишком неделикатным. Однако у меня не сложилось впечатления, что они были. Поэтому мне кажется, Беккер с полным правом может быть в хорошем настроении.

В остальном, в Берлине мы говорили только о Бонне и обо мне! При случае как-нибудь Вам расскажу. Я был весьма неловок, но могу чувствовать удовлетворение.

То, что Вы пишете об обреченном рубеже, меня волнует — в особенности потому, что такова же ситуация и в Бонне.

Внутренне я напряжен и встревожен — так оно бывает, когда человек сам не знает, чего хочет. Обожду, как-нибудь уладится. Материальная сторона очень важна, однако не является решающей — ее значение лишь в том, что на Бонн я соглашусь только в случае очень высокого оклада. Иначе не решусь. В Гейдельберге я никогда не чувствовал себя скованным в своих возможностях.

* Первым делом (лот.).

В Бонне же я боюсь провинциальной узости, если финансовая независимость не обеспечит красоту и подвижность жизни. Устал к вечеру — извините за почерк и стиль.