Мартин Хайдеггер - Мартин Хайдеггер - Карл Ясперс. Переписка, 1920-1963

Повторяю: если у Вас есть время и желание, мы хотели бы узнать от Вас общую характеристику всех этих обстоятельств, как Вы их видите".

341. "Гейдельберг, 22. XII. 1945

Дорогой и глубокоуважаемый г-н Элькерс!

Сегодня я получил Ваше письмо от 15 декабря…

Сразу же отвечу на главный вопрос Вашего письма. Ввиду моей былой дружбы с Мартином Хайдеггером мне придется неизбежно затронуть личное — также и затем, чтобы ненароком не скрыть некоторую скованность моей оценки. Вы по праву называете это дело

сложным. И как всякую сложность, надо попытаться вернуть его к простому и важному, чтобы не запутаться в дебрях сложного. Позвольте мне высказать основные соображения по отдельности.

1) Я надеялся на возможность хранить молчание, кроме общения с близкими друзьями. Так я думал с 1933 года, когда после ужасного разочарования решил молчать из верности добрым воспоминаниям. Это было нетрудно, ведь в нашем последнем разговоре в 1933 году Хайдеггер не отвечал на острые вопросы или отвечал очень расплывчато, в особенности по еврейскому вопросу, к тому же он прекратил свои визиты, регулярные в течение всего предшествующего десятилетия, и мы больше не виделись. Правда, вплоть до последнего времени он посылал мне свои публикации, однако не подтвердил получения моих в 1937 и 1938 году. Я надеялся, что уж теперь-то я определенно могу молчать. Но Вы запрашиваете меня не только официально, по поручению господина фон Дитце, но ссылаетесь и на пожелание самого Хайдеггера выслушать мое мнение. Поэтому я вынужден ответить.

2) Кроме известного общественности, до моего сведения дошли некоторые обстоятельства, из которых два представляются мне достаточно важными, чтобы о них сообщить.

По поручению национал-социалистского режима Хайдеггер представил в Гётгингенский союз доцентов отзыв на Баумгартена, и много лет назад я ознакомился с копией этого отзыва. Там есть такие слова: «Однако здесь Баумгартен был кем угодно, только не национал-социалистом. По духовной позиции и по родственным связям он принадлежит к либерально-демократическому кругу гейдель-бергских интеллектуалов вокруг Макса Вебера. Потерпев неудачу у меня, он установил активные контакты с евреем Френкелем, прежде преподававшим в Гёттингене, а ныне уволенным оттуда. С его помощью он устроился в Гёттингене… Суждение о нем, конечно, никак не может быть окончательным. Он еще может развиться. Следует, однако, назначить достаточный испытательный срок, прежде

чем допустить его к вступлению в национал-социалистскую партию». Ныне мы привыкли к таким злодеяниям, на фоне которых, наверно, уже не понять, с каким ужасом я читал тогда эти строки.

Ассистент в философском семинаре Хайдеггера, д-р Брок, был евреем. При назначении Брока Хайдеггер об этом не знал. В ходе национал-социалистских мероприятий Броку пришлось оставить это место. По словам Брока, которые я тогда слышал от него лично, Хайдеггер вел себя по отношению к нему безупречно. Доброжелательными отзывами он облегчил Броку карьеру в Англии.

В двадцатые годы Хайдеггер антисемитом не был. Совершенно излишние слова о еврее Френкеле доказывают, что в 1933 году он, по крайней мере в определенных рамках, стал антисемитом. В этих вопросах он практиковал не только пассивность. Но это не исключает, что в других отношениях, как я полагаю, антисемитизм шел вразрез с его совестью и вкусом.

3) Хайдеггер — сила значимая, и не содержанием философского мировоззрения, но владением спекулятивными инструментами. У него есть философское чутье, восприятия которого интересны, хотя, мне кажется, Хайдеггер чрезвычайно некритичен и далек от подлинной науки. Иногда создается впечатление, будто серьезность нигилизма в нем объединилась с мистагогией волшебника. В потоке речи ему порой удается сокровенным и великолепным образом затронуть нерв философствования. Здесь, насколько я вижу, ему нет равных среди современных философов в Германии.

Поэтому весьма и весьма желательно потребовать, чтобы он оставался в состоянии работать и писать то, что сможет.

4) Говоря об отдельных людях, необходимо ныне видеть всю нашу ситуацию в целом.

Вот почему необходимо привлечь к ответственности всех, кто помогал упрочивать национал-социализм. Хайдеггер принадлежит к тем немногим профессорам, которые это делали.

Суровость, с какой отстраняют от работы несчетных людей, внут-

ренне не бывших национал-социалистами, заходит сегодня очень далеко. Если на Хайдеггера не наложат никаких ограничений — что скажут те коллеги, которым придется уйти, впасть в нужду, хотя они никогда не совершали национал-социалистских деяний! Необычайные духовные достижения могут быть оправданным основанием для того, чтобы дать человеку возможность продолжать работу, но не для того, чтобы сохранить датжность и продолжать преподавательскую деятельность.

В нашей ситуации к воспитанию молодежи следует подходить с величайшей ответственностью. Нужно стремиться к полной свободе преподавания, но нельзя устанавливать ее сразу. Стиль мышления Хайдеггера, который кажется мне по сути несвободным, диктаторским, некоммуникативным, будет ныне роковым в его преподавательском воздействии. Стиль мышления представляется мне куда более важным, чем содержание политических суждений, агрессивность которых способна легко менять свое направление. Пока в преподавателе не произойдет подлинного возрождения, которое будет заметно в творчестве, его, на мой взгляд, нельзя допускать к молодежи, ныне почти беззащитной внутренне. Сначала молодежь должна прийти к самостоятельному мышлению.

5) В определенных пределах я признаю сугубо личное оправдание, что Хайдеггер по натуре — человек аполитичный; национал-социализм, в который он нарядился, имел мало общего с действительностью. Однако на сей счет я бы прежде всего напомнил слова Макса Вебера, сказанные им в 1919 году: дети, которые суют руки в колесо мировой истории, будут раздавлены. Во-вторых, я бы уточнил: Хайдеггер безусловно не распознал всех реальных сил и целей национал-социалистских вождей. Не случайно он полагал, будто может действовать по собственной воле. Но его манера говорить и действовать отчасти сродни явлениям национал-социализма, которые делают его заблуждение понятным. Он, Боймлер и Карл Шмитт (Carl Schmitt) — люди очень разные, но это профессора, которые пы-

тались духовно возглавить национал-социалистское движение. Безрезультатно. Они истратили на это настоящие духовные умения, к несчастью для репутации немецкой философии. Отсюда — та черта трагизма зла, которую я ощущаю точно так же, как и Вы.

Об изменении настроя ввиду перехода в антинационал-социалистский лагерь нужно судить по мотивам, о которых отчасти говорит конкретный момент. 1934, 1938 и 1941 годы знаменуют принципиально различные этапы. На мой взгляд, изменение настроя почти не имеет значения для оценки человека, если оно произошло только после 1941 года, и значит очень немного, если оно осуществилось радикально уже после 30 июня 1934 г.