Фридрих Ницше - Сумерки идолов или как философствуют молотом

Если мы рассказываем о себе, значит мы не достаточно ценим себя. Наши подлинные переживания совершенно не болтливы. Они не могли бы рассказать о себе, если бы захотели. Это оттого, что они лишены слова. Для чего у нас есть слова, с тем мы уже и покончили. Во всяком говорении есть гран презрения. Речь, по-видимому, изобретена для среднего, посредственного, сообщаемого. Ею говорящий сразу вульгаризируется . (Из морали для глухонемых и других философов).

«Какой чарующий портрет!»... {94} 94 Начало арии Тамино из первого действия «Волшебной флейты» Моцарта. Литературная дама, неудовлетворённая, возбуждённая, бесплодная сердцем и чревом, постоянно прислушивающаяся с мучительным любопытством к императиву, шепчущему из глубин её организма «aut liberi aut libri» [55] либо дети, либо книги ( лат. ). ; литературная дама, достаточно образованная, чтобы понимать голос природы, даже когда она говорит по-латыни, а с другой стороны, тщеславная и в достаточной степени гусыня, чтобы втайне всё ещё говорить с собою по-французски: «je me verrai, je me lirai, je m’extasierai et je dirai: Possible, que j’aie eu tant d’esprit?» [56] я себя увижу, я себя прочту, я приду в восторг и скажу себе: ну разве я не кладезь остроумия? ( фр. ). {95} 95 Из письма аббата Галиани к мадам д’Эпине от 18 сент. 1769 г. ...

Слово предоставляется «безличным». — «Для нас нет ничего легче, чем быть мудрыми, терпеливыми, смотреть свысока. Мы насквозь пропитались маслом снисхождения и сочувствия, мы абсурдно справедливы, мы прощаем всё. Именно поэтому нам следовало бы держать себя несколько строже; именно поэтому нам следовало бы время от времени взращивать в себе маленький аффект, маленький порок аффекта. Нам это будет нелегко; между собой мы, быть может, посмеёмся над зрелищем, которое при этом являем. Но что же делать! У нас не осталось никакого другого способа самопреодоления — это наш аскетизм, наше покаяние»... Сделаться индивидуальным — добродетель «безличного»...

Диалог с защиты докторской диссертации. — «В чём задача всякой высшей школы?» — Сделать из человека машину. — «Какими средствами?» — Он должен научиться скучать. — «Как этого добиться?» — С помощью понятия долга. — «Кто для него образец в этом отношении?» — Филолог: он учит зубрить . — «Кто является совершенным человеком?» — Государственный чиновник. — «Какая философия даёт высшую формулу для государственного чиновника?» — Философия Канта: государственный чиновник как вещь в себе, поставленный судьёю над государственным чиновником как явлением. —

Право на глупость. — Утомлённый и медленно переводящий дыхание работник, с добродушным взглядом, предоставляющий всему идти своим чередом: эта типичная фигура, которую ныне, в эпоху труда ( а также «империи»!) можно встретить во всех слоях общества, заявляет теперь свои притязания на искусство , включая книги, прежде всего журналы, а ещё, в гораздо большей мере — на прекрасную природу, Италию... Вечерний человек с «уснувшими дикими порывами», о которых говорит Фауст, {97} 97 Гёте «Фауст» I 1179–1185. нуждается в летней прохладе, в морских купаниях, в глетчерах, в Байройте... В такие эпохи искусство имеет право на чистую глупость , — как на своего рода каникулы ума, остроумия и эмоций. Это понял Вагнер. Чистая глупость [57] Намёк на вагнеровского Парсифаля. Thorheit имеет ещё и другое значение: «простоватость». См. прим. к «Ecce homo» «Почему я так мудр», 8. ( Прим. ред. ). восстанавливает организм...

Ещё одна проблема диеты. — Меры, которыми Юлий Цезарь защищался от хворости и головной боли: изнурительные марши, самый простой образ жизни, непрерывное пребывание на свежем воздухе, постоянные нагрузки — это, вообще говоря, меры, чтобы поддержать и защитить от крайней ломкости ту тонкую и работающую под высочайшим давлением машину, которая называется гением.

Речь имморалиста. — Ничто так не претит вкусу философа, как человек желающий ... Если он видит человека только за его делом, видит этого храбрейшего, хитрейшего, выносливейшего зверя пусть даже заблудившимся в лабиринте бедствий, то каким достойным изумления кажется ему человек! Он ещё поощряет его... Но желающего человека, а также человека «желаемого» — и вообще все желанности, все идеалы человека — философ презирает. Будь философ нигилистом, то он был бы им потому, что за всеми идеалами человека он находит Ничто. Или даже не Ничто, — а нечто недостойное, абсурдное, больное, трусливое, усталое, всякого вида подонки из выпитого кубка его жизни... Отчего так происходит, что человек, достойный всяческого почтения как реальность, не заслуживает никакого уважения своими желаниями? Должен ли он расплачиваться таким образом за то, что он столь ценен в качестве реальности? Должен ли он уравновешивать свою деятельность, напряжение ума и воли во всякой деятельности тем, что распластывается в воображаемом и абсурдном? — История того, что для него желанно, была до сих пор partie honteuse [58] позорным пятном ( фр. ). человечества: стоит остеречься читать её слишком долго. Что оправдывает человека, так это его реальность, — она будет оправдывать его вечно. Во сколько раз ценнее действительный человек по сравнению с каким-нибудь всего лишь желанным, выдуманным, высосанным из пальца, присочинённым человеком! с каким-нибудь идеальным человеком!.. Лишь идеальный человек не по вкусу философу.

Естественная ценность эгоизма. — Себялюбие ценно настолько же, насколько физиологически ценен его носитель: оно может быть чрезвычайно ценным, оно может быть никчёмным и презренным. На каждого можно смотреть с той точки зрения, представляет ли он восходящую или нисходящую ветвь жизни. Ответ на этот вопрос даёт и мерило того, чего стоит его себялюбие. Если он представляет восхождящую ветвь, то ценность его на самом деле огромна, — и ради всей жизни, которая делает в лице его шаг вперёд , забота о его сохранении, о создании optimum условий для него вправе достигать крайних степеней. Отдельный человек, «индивидуум», как его до сих пор понимали толпа и философ, — это заблуждение: он не есть что-либо самостоятельное, не атом, не «звено цепи», не что-либо унаследованное от прошлого, — он одна цельная ветвь «человека» вплоть до него самого... Если он представляет собою нисходящее развитие, упадок, хроническое вырождение, болезнь (болезни, вообще-то говоря, уже являются следствиями упадка, а не его причинами), то ценность его мала, и простая справедливость требует, чтобы он как можно меньше отнимал у удавшихся людей. Он же просто их паразит...