Александр Шевцов (А.Р.Андреев, Саныч, Скоморох) - Основы Науки думать. Кн.1. Рассуждение

И что же получается: Рубинштейн под мышлением понимает просто работу рассудка. А как же собственно познание?

Ведь познание, если говорить уж совсем просто, это обретение знаний. Знаний о чем-то вполне определенном, потому что познание ощущается направленным: познание чего-то. Так видит язык. Но психолог вполне мог приписать этому русскому слову и какие-то свои значения. И ведь приписал!

Как соотносится с познанием то, что пишет о нем Рубинштейн через пару страниц?

«Психологическая природа мышления характеризуется специфичностью протекания мыслительного процесса. Специфично прежде всего его начало. Начальным моментом мыслительного процесса обычно является проблемная ситуация. Мыслить человек начинает, когда у него появляется потребность что-то понять. Мышление всегда начинается с проблемы или вопроса, с удивления или недоумения, с противоречия. Этой проблемной ситуацией определяется вовлечение личности в мыслительный процесс; он всегда направлен на разрешение какой-то задачи» (Там же, с. 289).

Все-таки Рубинштейн был потрясающе плохим психологом!

Он постоянно что-то навязывал тому, о чем писал, пытаясь засунуть это себе в глотку, точно устрицу, несмотря на то, что оно пищало и упиралось. Он пишет слова, которые сами по себе и даже во взаимосвязи кажутся вполне верными и осмысленными.

Но не имеющими отношения к действительности. Просто психологическая действительность Рубинштейна не интересовала, он делал Ба-альшую науку!

Судите сами, вот я так отозвался о Рубинштейне, и у вас появился вопрос: о чем это он? Этот вопрос вполне можно посчитать тем, что описал Рубинштейн, как желание понять, лежащее в начале «мыслительного процесса».

Действительно, в начале этого «мыслительного процесса»

лежит именно желание понять. Но теперь вспомните себя за минуту до этого, когда вы просто читали. Наверное, тогда в основе лежало желание познать? А в основе чего? Было ли у вас мышление тогда, когда не было удивления или проблемной ситуации, которую Рубинштейн называет задачей? Отвлекались ли вы на случайные мысли и воспоминания? Текли ли у вас мысли, попросту говоря?

Безусловно.

Это означает, что мышление не укладывается в определение, которое утверждает, что мышление существует только внутри задач.

Более того, такое определение еще и противоречит утверждению, что мышление — это познание.

Решение задач, да еще и практических, что тоже постоянно подчеркивает Рубинштейн, это совсем не познание! Это использование, применение познания для жизни.

Если мышление — это то, что использует мысли, то мы попадаем в любопытную ловушку: тогда все, про что мы можем сказать, что это мысль, оказывается частью и признаком мышления. И если мы про образ задачи можем сказать, что это мысль, то и решение задач — это мышление. Но тогда и то, что идет в нашем сознании помимо задач и познания, тоже мысли, и значит, мышление!

И тогда определение Рубинштейна неверно. И неверен сам подход. Выделять нечто в потоке мыслей, значит, возвращаться к отвергнутому психологами народному способу делить поток сознания на разум, рассудок и собственно мышление. Так стоило ли отвергать?

Но ловушка еще не исчерпана.

Как для вас звучат слова: Мыслить человек начинает, когда у него появляется потребность что-то понять?

Естественно ли это словосочетание для русского человека?

Или же естественнее было бы: думать человек начинает тогда, когда сталкивается со сложностями?

Тут подмена. Все, что описано Рубинштейном в этой части книги, где он говорит про решение задач, относится даже не к рассудку, а к разуму, то есть к тому, что не мыслит, а думает. Вот такой фокус.

И суть этого фокуса в том, что психология отвергла разум и рассудок как предметы своего изучения, объявив их мышлением.

А сама принялась изучать именно их, а мышление, которое существует в нашем сознании в промежутках между работой разума и рассудка, просто не заметила. А ведь именно оно и было собственно психологическим предметом, потому что логика и философия всегда стремились изучать только рассудок и разум, не обращая внимания на обычное мышление.

Однако дело еще хуже. Тайком подменив мышление на разум и рассудок, психологи поняли, что забрались в вотчину философии, и полностью сдались логике. Поэтому в том, как описывать свое «мышление», они вторичны. А их «операции как стороны мыслительного процесса» сводятся к тому, что, наверное, вам знакомо из совсем иных источников:

Сравнение переходящее в классификацию.

Анализ и синтез

Абстракция и обобщение

Понятие и представление

Суждение и

Умозаключение.

Такова парадигма или свод основных понятий нашей современной психологии относительно мышления. И все психологи из книги в книгу переписывают: анализ и синтез, понятие, суждение и умозаключение…

И все это так, чтобы нельзя было понять, что ты это просто переписал у предшественника:

«Суждение — это отражение связей между предметами и явлениями действительности или между их свойствами и признаками» (Петровский и Ярошевский, 2002, с. 436).

Понять нельзя, можно только запомнить…

Что из этого может относиться к рассуждению?

Такое название дал Рубинштейн тому, что раньше относилось к разумению и рассуждению. С тех пор все эпигоны без малейшего сомнения повторяют за ним это странное, но очень сильное, почти магическое выражение: операции мыслительного процесса!

Проще всего эта тема изложена в мелких книжонках, предназначенных облегчать экзамены, вроде сборника шпаргалок «Общая психология» Ф. Р. Филатова. В таких сочинениях корпус науки выложен в самом чистом виде, потому что их задача — обеспечить студенту твердую тройку, которую ставят за то, что ты знаешь только самые общие понятия своей науки.

Я расскажу, как видел «мыслительный процесс» Рубинштейн, а потом приведу краткое переложение его Филатовым, чтобы показать, что именно было взято психологией из всех исканий своего классика. А значит, что было сутью современной психологии на взгляд сообщества профессиональных психологов.

Я не буду повторять, что Рубинштейн связывает свое «мышление» с задачностью, для обозначения которой придумал выражение «проблемная ситуация». То, что он заменил все русские слова на иностранные, говорит о том, что, с одной стороны, это для него признак научности — науку нельзя делать по-русски, — с другой, что он пытается скрыть либо какое-то знание, либо свое непонимание предмета за непонятными словами.

Но задачность — общий признак разума. Мышление, которое является частью разума, безусловно, должно иметь отношение к решению задач. Как и любая иная часть разума. Поэтому задачность не может сама по себе быть какой-то определяющей чертой мышления. Чтобы она ею стала, надо говорить не о задачности вообще, а о какой-то особой задачности, свойственной только мышлению.