Александр Шевцов (А.Р.Андреев, Саныч, Скоморох) - Основы Науки думать. Кн.1. Рассуждение

Мыслящий рассудок Карпова, если приглядеться, не совсем рассудок русского человека. Он все же в изрядной мере кантианский рассудок, он совмещает в себе, кроме рассудка, и части разума и мышления. И все же это явный и очень логичный шаг в сторону построения из логики настоящей науки: если есть мышление, его кто-то должен делать!

Просто мысли сами по себе, как это существует для современных логики и психологии, быть не могут. Их кто-то должен производить, какая-то способность души, для тех, у кого она есть. Либо мозга для остальных. У этой способности есть русское имя, поскольку русский народ не мог ее не заметить. И это имя — далеко не всё, что было подмечено в его многовековых наблюдениях.

Следуя за Карповым, но современными словами: чтобы творить мысли, нужна некая среда, из которой их можно создавать, превращая в образы. Образы творятся непроизвольно, но сами по себе они почти бесполезны для жизни, как это можно видеть на примере детей и сумасшедших. Нужно уметь их использовать. Это использование, как показывает наблюдение, тоже идет почти непроизвольно. Каким-то образом мысли наши складываются в такие связки и последовательности, которые обеспечивают выживание на этой планете.

Думаю, складываются они путем вполне естественного отбора: то, что вредно для выживания, быстро гибнет, либо само, либо вместе с дураком-хозяином. Так что правильность сочетания мыслей мы вполне можем объяснить не законами мысли или рассудка, а законами этого мира, которому мы вынуждены быть дополнительны. А значит, обязаны отражать своим сознанием, точно следуя его устройству, благодаря чему устройство мира становится законом для нашего разума.

Но вот то, что мысли сами по себе могут рождаться из материи сознания, что они могут сочетаться, а потом храниться в нужных сочетаниях, это, безусловно, определяется не просто законами разума и рассудка, а самим устройством этой нашей способности. Именно отражение в мыслях устройства либо сознания и разума, либо внешнего мира и воспринимается нами как наличие законов мышления.

Устройство разума как одной из душевных способностей, в сущности, является устройством души, либо определяется ее устройством. Поэтому далее Карпов поясняет, что мыслящая сила — это не просто рассудок, а гораздо больше:

«Условия мыитения в нашей душе должны предшествовать не только мышлению, но и обнаружению законов его в рассудке. Поэтому и самый рассудок, прежде чем они готовы, надобно понимать как чистую возможность мыслить. В значении чистой возможности мыитения, сила мыслящая, или лучше — разумно-свободная душа окружена со всех сторон бесконечным множеством предметов» (Там же, с. 14).

Необходимость сделать себя ясным вынуждает философов проговариваться. Вот и Карпов проговорился: говоря о рассудке, точнее, используя кантовское имя рассудка, он в действительности говорит о разуме. И большая часть его описаний рассудка в действительности есть описания разума. Поэтому то, что относится к рассуждению, у Карпова еще надо вычленять и извлекать. А для этого надо знать, что к нему определенно относится, чтобы распознать это в его Логике.

Так что Карпов окажется полезен в этом деле лишь условно.

И все же, если подходить к его психологической логике как к введению в науку рассуждения, он заложил основание, которое нельзя не знать, если действительно хочешь видеть логику полноценной наукой. Поэтому я выберу из Карповской Логики не то, что относится к рассуждению, а то, что относится к исходным началам науки о рассуждении.

И тут уместно будет показать, как рассудок в созерцании Карпова вписан в общее устройство человека или, что точнее, человеческого сознания.

Душа и ее разум окружены внешними предметами, попросту, внешним миром. Но достаточно ли того, что у души есть разум, а снаружи есть мир, чтобы началось думание и рассуждение?

«Но эти предметы навсегда остались бы для ней чуждыми и не произвели бы в ней действительного мышления, если бы между нею и предметами не посредствовало с одной стороны чувственное восприятие, а с другой — идеальное созерцание» (Там же, с. 14).

Чувственное созерцание или восприятие я пока оставлю психологии, а вот об идеальном созерцании стоит сказать особо. Карпов берет это понятие из предшествующей, вероятно, еще схоластической по своим корням логики, поскольку дает латинский перевод этого понятия: contemplatio. Но мне это неважно, главное: так он видит устройство сознания целостно и не только согласен с этим, но и способен творчески развивать. И еще важнее то, что его видение рассуждения работает внутри такой картины человека:

«Идеальное созерцание есть деятельность души, поколику душа обращена к самой себе и получает впечатления как бы из недр собственной своей природы. Сила, посредством которой идеальное созерцание происходит, есть ум (ratio)» (Там же, с. 16).

Этот ум Карпов, думаю, вслед за Кантом, считаем умом практическим. Но вслед за Макарием Египетским: «деятелем того духа, который… дарован человеку в дыхании жизни и посредством которого человек имеет общение с Богом. Он сходствует с чувством; потому что его созерцание есть также своего рода усмотрение» (Там же, с. 17).

Однако усмотрение или умозрение это может быть направлено душой и не только на созерцание идеальных вещей божественного мира. Тогда ум становится «теоретическим»:

«Умозрение есть самодеятельное и сознательное обращение души к миру, так как предметы мира представляются ей в уме. Посему умозрение обыкновенно почитается деятельностью ума; а ум, действующий с сознанием и сам собою направляющийся к созерцанию вещей в мире, называется умом теоретическим » (Там же, с. 22).

Если чувства поставляют душе впечатления, то оба вида ума — идеи.

Я не склонен использовать иностранные слова для того, что можно сказать по-русски. И даже если мы посчитаем, что качество образов, которые приходят в сознание из восприятия и из умозрения, разное, все же это образы. И пока я упрощу и это и понятие ума: мудреные различия практического и теоретического ума пусть останутся философам. Мне достаточно того, что ум есть, и что он оказывается некой высшей способностью человеческой души или сознания, отличной от телесного восприятия.

Следовательно, образы, которые мы имеем, действительно различаются по происхождению, даже если в сознании и оказываются однородными, поскольку воплощены в одно и то же «вещество». Однородность эта необходима, чтобы разум мог использовать любые образы. Но и не видеть, что они добыты из разных миров, мы тоже не имеем права.

Итак, восприятие и умозрение принесли образы. Теперь их надо использовать: