Александр Шевцов (А.Р.Андреев, Саныч, Скоморох) - Основы Науки думать. Кн.1. Рассуждение

Как мы видим, Владиславлев всего лишь высказывает мнение, и этого мнения мыслителя достаточно, чтобы отказать закону в законности. Или приписать ее!

Суть закона достаточного основания: всякая истинная мысль должна быть обоснована другими мыслями, истинность которых доказана.

Я тоже опущу его разбор, потому что в жизни истинным является то, что соответствует действительности. Доказанность — признак спора или суда. Истинно то, что истинно, доказано оно или нет. Раз возникает вопрос о доказанности, значит, нас затягивают в игры искусственного мирка, где пытаются создать особый язык. Проверка истинности осуществляется жизнью, но логикам некогда ждать, они сражаются и спешат…

Лейбниц за сотню лет до аналитической философии попытался переделать логику под математику. Поэтому его закон, возможно, очень нужен в рамках математических рассуждений, но совершенно оторван от жизни, как и вся символическая логика.

Пусть логики спорят, но сама возможность сомнения в законах логики очень важна, чтобы освободиться от очарования. А освобождаться есть от чего.

Взять хотя бы Закон противоречия:

«Сущность закона противоречия (Lex contradictionis) состоит собственно в следующем. Положение и отрицание взаимно себя уничтожают: ничто противоречащее себе не должно быть допускаемо в мысли» (Там же, с. 11).

Если я хоть что-то понимаю в русском языке, то сказано, что законом мышления является отсутствие в нем противоречий, непротиворечивость. Даже не буду разбирать сейчас навязывание «правильности»: не должно быть допускаемо. Для меня важней то, что в предыдущем законе тождества определенно сказано: А есть А.

Если мы говорим, что мышление непротиворечиво по своей природе и должно таким же быть в выражениях, то как закон стал называться законом противоречия? Читай П, но знай, что это А?

Понятно, — традиция, привычка, и так все понимают…

Теперь следующее сомнение: каким образом это логическое требование, в смысле требования логиков, стало законом мышления? Оно, вроде бы, и так принимается, что противоречить самому себе недопустимо. Кстати, когда? Когда говоришь с другими людьми. Речь-то идет о речи! А почему? Потому что они возмущаются. А с самим собой? Да противоречь сколько душе угодно! Но тогда это становится внутренней речью и перестает быть мышлением или думанием.

В думании то, что выражается в речи противоречием, имеет какую-то свою природу, которую никто не попытался разглядеть и описать.

Как это явление стало для логиков законом мышления? Мышление явно способно противоречить само себе, для него это вполне безболезненное действие.

«Различные отдельные мысли могут сочетаться в одно целое и органически связываться между собою. Потребность связывания мыслей в целое есть одна из глубоких нужд мышления. Чтобы при этом мысль оставалась твердою и устойчивою, необходимо, чтобы она, при всей сложности своего состава и при всем различии своих отношений к другим мыслям, не носила элементов разрушения в самой себе и вступая в сочетание с другими, не уничтожалась ими» (Там же, с. 11).

Это описание пожелания, но отнюдь не закона. И пожелание это на уровне: если мы хотим, чтобы была логика, так давайте договоримся…

При этом отчетливо видно, что этот крик о помощи рождается лишь тогда, когда «мысль» достигает «сложности своего состава». В простых мыслях противоречия, похоже, столь очевидны, что оказываются невозможны психологически. Как посылка гонца одновременно в две разные стороны. Он просто не сможет разорваться и выполнить противоречивый приказ. Как не сможет и мастер сделать из одной заготовки две разные вещи, несмотря на распоряжение хозяина. Но это психологический уровень мышления или логики. Тут все слишком просто и очевидно.

Как очевидно и пожелание, чтобы мысль оставалась твердою и устойчивою. Если в эти слова вдуматься, то они вообще теряют смысл: а что это значит, что мысль должна быть твердою и устойчивою? Это на зуб проверяется? Или мы можем пощупать почву, в которой мысль укоренена? Нет, логики о почве молчат, и о веществе мысли тоже. Это они так образно выражаются!

И если потребовать с них объяснений, они просто уйдут от такого разговора, хотя вся феноменологическая и аналитическая революция в философии — это поиск ответов именно на эти вопросы.

Зачем нужен логический уровень понимания противоречия и непротиворечия? Владиславлев делает намек:

«Противоречие может быть только там, где мы соединяем какие-либо элементы мысли: где ничего не соединяется, там нечему и противоречить…

Противоречия, встречающиеся в понятиях и суждениях, мы называем непосредственными, те же, которые допускаются в умозаключениях и доказательствах, посредственными.

Случаи непосредственного противоречия могут встречаться прежде всего в понятиях и представлениях: например, когда в понятии или представлении предмета мыслится признак, противоречащий ему, приписываем вещи признак, отрицаемый ею. В логике этот вид противоречия называется contradictio in adjecto.

Нужно заметить, что понятия с противоречивыми признаками встречаются в мышлении нередко. От них не свободно даже философское мышление, особенно когда оно восходит к слишком общим понятиям; в обыкновенных же практических понятиях, мало разработанных аналитически, весьма часто встречаются противоречивые подробности» (Там же, с. 11–12).

Владиславлев оказался предшественником аналитической философии, которая как раз более всего занята именно тем, что выводит точные языковые понятия. Но это не главное. Главное — от противоречий не свободно ДАЖЕ философское мышление!

Какой самообман! Именно философское мышление и не свободно от противоречий. Просто потому, что выше сказано о сложности состава мысли, являющегося условием возникновения противоречия. Противоречия — признак восхождения человеческого разума ко все более сложным понятиям. Это знак пути и развития нашего сознания. Как и борьба с противоречиями.

Вскрыв те слои сознания, где возможны все более сложные и утонченные понятия, человечество должно научиться строить их так же чисто, как строит и простейшие понятия или очевидности. Без этого наше дальнейшее развитие, похоже, невозможно. И это закон и требование нашего естественного духовного развития, мне кажется. Иначе невозможно объяснить, что же мы так бьемся за эти логику и философию?!

Подозреваю, что и сами эти законы — всего лишь понятия. То есть попытки понять, как же устроено наше сознание. Причем понять сложное из простейшего, как пытается Владиславлев понять закон исключенного третьего:

«Сущность его состоит в следующем: или да или нет; как невозможно на один и тот же вопрос отвечать и да и нет, так невозможно и что-либо среднее между утверждением и отрицанием. Этот закон исключает все третье между да и нет…» (Там же, с. 17).