Николай Лосский - Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция

Так как объективная сторона сознания всегда наличествует вместе с субъективный актом, то мы не умеем точно обособить их, абстрагировать их мысленно друг от друга, тем более что в большинстве случаев нас интересует объект, а не акт; мы сливаем интенциональный акт и предмет его в одно целое и обозначаем это целое одним словом. Так мы говорим, что видимый и осязаемый стол есть «мое восприятие»; между тем к области «моего» здесь принадлежит только акт воспринимания, а стол с его цветом, твёрдостью и т. п. есть «данное мне».

Вспоминая начало русской революции 1917 г., я могу сказать: «В уме моём толпою встают воспоминания»: здесь отглагольным существительным «воспоминания» обозначены и акты припоминания, и само вспоминаемое, сами предметы прошлого, поскольку они вновь стали наличными для сознания.

Чтобы отчётливо различать в сознании субъективную и объективную сторону (акт и предмет), полезно обозначать в наиболее ответственных случаях каждую из них особым словом: акт восприятия (воспринимание) и воспринимаемое, акт ощущения и ощущаемое, представливание и представляемое, акт воспоминания и вспоминаемое, акт понимания и понимаемое, акт мышления и мыслимое [CLXXXII]и т. д.

Сливая в одно неразличенное целое субъективный акт и объект легко прийти к следующим односторонним, противоположным учениям о составе сознания и мире. Одни лица видят только объективную сторону сознания и именно только внешние протяженные материальные объекты, численно преобладающие над всем остальным составом сознания и практически наиболее важные; такие лица склонны к материализму.

Другие, осознав свои субъективно-психические проявления и сливая с ними также и транссубъективные предметы, субъективируют и психологизируют весь состав сознания; такие лица приходят к панпсихизму к психологистическому идеализму, к солипсизму и т. п. Так, Шопенгауэр начинает свою систему словами: «Мир есть моё представление», не разграничивая в сознании акта представливания от предмета.

G. Е. Moore один из первых отметил, что ошибочное положение «esse est percipi» есть результат смешения предмета с испытыванием предмета [CLXXXIII].

Наконец, третьи, на почве сложной философской культуры, под влиянием каких-либо предпосылок стилизуя свой ум так, чтобы не видеть психические акты, сосредоточиваются только на «данном мне» на цветах, звуках и т. п., но не становятся ни материалистами, ни панпсихистами, а утверждают, что эти элементы мира сами по себе«нейтральны», т. е. не суть ни психическое, ни материальное, и что только комплексы их, поскольку законы комплексов различны, заслуживают названия психического или материального: так, напр., зеленоватый цвет обоев, поскольку он стоит в связи с освещением, есть физическое, а поскольку он входит в комплекс моей жизни, вызывая во мне воспоминания о цвете морских водорослей, есть психическое [CLXXXIV].

Отчетливое различение и опознание протяженных материальных процессов, с одной стороны, и, с другой стороны, психических интенциональных актов, имеющих только временное оформление, но не обладающих никакою пространственною формою, сразу освобождает от всех односторонностей и от материализма, и от панпсихизма, и от релятивирования психического и материального; мало того, оно даже объясняет как возникают эти ложные учения: est veritas norma sui et falsi.

Воспользуемся этим свойством истины для устранения и объяснения ещё одного важного заблуждения. Сливая интенциональный акт и предмет его в одно целое и субъективируя предмет, приходится признать вслед за Беркли и Юмом, что наблюдаемый предмет существует в момент акта восприятия и перестает существовать, когда я перестаю воспринимать его; существование предмета в иное время, чем совершается акт восприятия его, согласно этим учениям, не может быть установлено путём опыта. Наоборот, различая интенциональный акт и предмет на который он направлен, и усматривая независимость бытия от акта сознавания и познавания, мы понимаем, что время существования наблюдаемого предмета в громадном, большинстве случаев иное, чем время акта наблюдения. Слушая мелодию и наслаждаясь ею как целым я имею в сознании теперь начало её, существовавшее несколько секунд тому назад; единым актом сознавания, длящимся небольшую долю секунды, я могу охватить как целое мелодию, длящуюся более минуты.

Мало того, свой акт сознавания я могу направить в форме воспоминания на события, совершившиеся вчера, год назад и т. д.

Начиная анализ сознания, мы нашли в нём – 1) субъект, 2) объект или, лучше сказать, предмет и 3) отношение между субъектом и предметом. Сосредоточимся теперь на исследований отношения между субъектом сознания и предметом, принадлежащим к составу внешнего мира таким, как дерево, солнце и т. п. Наличность отношения между субъектом и «данным мне» внешним предметом, напр. при высказывании суждения очевидна: я есмь сознающий и наблюдающий, а внешний предмет есть сознаваемое и наблюдаемое; «а вместе мы образуем единство сознания».

Что это за тип связи? Какое это отношение? – Нетрудно убедиться что это отношение своеобразное, не сводимое ни к каким другим отношениям. Прежде всего это не пространственное отношение – не близость, не смежность, не далёкость. Независимо от того, в каком пространственном расстоянии от тела субъекта находится предмет, будет ли это рукав моего сюртука или дерево, растущее поодаль, или Сириус, находящийся в громадном отдалении, всё равно – субъект и предмет образуют единство сознания; это – сверхпространственная связь субъекта и предмета, преодолевающая пространственную пропасть, зияющую между ними, как телами. Это также не временная связь: не одновременность, не последовательность и т. п. Предмет знания может быть даже и невременным или. может принадлежать к иному времени, чем направленный на него акт: он может быть событием секунду тому назад отошедшим в область прошлого, или совершившимся вчера, или происшедшим десятки веков тому назад, как, напр., смерть Сократа в Древней Греции. Итак, это – связь сверхвременная, преодолевающая пропасть между прошлым и настоящим.

Связь субъекта с предметом внешнего мира («данного мне») есть также не причинное отношение: субъект не производит предмета и предмет не производит субъекта. Здесь нет субординации, зависимости одного бытия от другого, как в случае причины и действия: обе стороны, субъект и предмет внешнего мира, стоят друг против друга в сознании как равноправные по бытию. Отдав себе отчёт в своеобразии связи их в сознании, назовем отношение их друг к другу словом координация, чтобы подчеркнуть равноправие их по бытию. Точнее следует обозначить эту сочетанность субъекта и предмета словом гносеологическая координация, так как она есть условие возможности истины о предмете [CLXXXV].