Антанас Мацейна - Агнец Божий

Вот почему сегодня Христос предстает перед нами как Истинная Теодицея, то есть, как оправдание Бога перед лицом зла. Сегодня уже никто не может упрекнуть Бога в том, что Он ищет прибежища в Своей бесконечной славе и оставляет мир наедине со своими страданиями. Перед лицом страдающего и умирающего Христа этот упрек теряет всякий смысл. После Христа уже невозможно безвинное страдание считать основанием для отрицания существования Бога или бунта против Его господства.

Отсюда вытекает весьма важный вывод: екзистенциальный атеизм, рожденный практикой зла, после Христа утрачивает основу. После Христа возможен только сциентический атеизм, то есть такой атеизм, когда разум не находит в бытии Бога или не нуждается в Нем для осмыслении бытия. Однако совершенно невозможен такой атеизм, который отвергает Бога, исходя из гипотезы, что Он бессердечный владыка, нелюбящий людей и именно поэтому позволяющий им безвинно страдать и погибать. Прометеевский бунт против жестокосердного и не знающего, что значит быть рабом, Бога, в чем упрекает Зевса греческий Прометей, пред лицом Христа выглядит чистой нелепостью. Ведь именно во Христе осуществилось пророчество Прометея, что Бог «смягчится» и «смирится». [144] Эсхил. Прикованный Прометей (в книге – «Античная литература, «Греция», Антология, ч. 1) – Москва – 1989 – С. 229, 253. Царство Божие, которое провозгласил Христос и которое сегодня строит на земле Церковь, есть Царство не силы, но «справедливости, любви и мира» (Префация праздника Царя Христа [145] Праздник Христа Царя (полное название – Праздник Господа нашего Иисуса Христа – Царя Вселенной) был установлен в 1925 г. папой Пием Х1 с целью возвеличения авторитета Христа в ответ на распространение секуляризации и атеизма. Празднуется в последнее воскресение литургического года. ); это тот Отчий дом, в который возвращается блудный сын и где его с великой радостью и прощением принимает Отец (ср. Лк. 15, 17-20). Поэтому сущностной чертой религии, учрежденной Христом, является не господство, но служение. Вне сомнения, господство тоже нуждается в служении, но в служении одностороннем – другой служит мне. Таким образом, вопрос Достоевского, почему другой человек, такой же, как и я образ Божий, должен мне служить, совершенно правомочен. Ответ на этот вопрос однозначен: ни один человек не заслуживает того, чтобы другой ему служил. Служение может быть только взаимным: все служат друг другу. И только это взаимное служение согласуется с человеческим достоинством и благородством.

Пример такого служения, как выражения человеческого существования, дал Христос, когда Он, преклонившись перед Своими учениками, умыл им ноги. «Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу» (Ин. 13, 13-14). Здесь Христос не отрицает Своей власти Учителя и Господа, Он даже подчеркивает эту власть, говоря, что Он, Господь и Учитель, умыл им ноги. Христос Бог преклонился перед человеком и этим явил Себя как Любовь, сущность которой ведь и составляет полное отдание себя другому, чему не препятствует даже абсолютное божественное могущество. То же самое произошло и на Елеонской горе, когда Христос подчинился служителям от иудейских первосвященников. И это было вызвано не бессилием, ибо прежде Он явил перед ними Свою силу. Услышав признание Иисуса, что Он есть Тот, Которого они ищут – «это Я», – сказал Он, «они отступили назад и пали на землю» (Ин. 18, 6). И здесь Христос тоже не опроверг Своей Божественной силы. Однако Он её органичил и не позволил ей действовать. Поэтому смешным кажется рвение св. ап. Петра, когда тот извлекает свой меч и ударяет им «раба первосвященникова» (Мф. 26, 51), ибо можно подумать, что Христос действительно нуждается в земной силе. Ведь достаточно было только одного Его возгласа, и Отец небесный предоставил бы Ему «более, нежели двенадцать легионов ангелов» (Мф. 26, 53). Однако «как же сбудутся Писания, что так должно быть?» (Мф 26, 54). То есть: как в таком случае Христос искупил бы мир? Насилием? Но ведь это нелепость. А если по добровольному согласию человека и общим деланием? Но ведь сотрудничество включает и несогласие, и отвержение, и поимку, и распятие. Поэтому Христос Спаситель мог явиться в мир только как Агнец, а не как Владыка, несмотря на то, что в Себе Он нес всю власть – небесную и земную. Но Он ограничил Свою силу и подчинился «власти тьмы» (ср. Лк. 22, 53). Могущество Бога совершенно явственно ощущается на каждой ступени Его кенозиса. И чем глубже степень кенозиса, тем сильнее это могущество ограничивается. В служении Христа человеку вплоть до Его подчинения смерти это ограничение достигает высочайшей степени. Но именно так Христос разрушает языческое переживание Бога как бесчувственного тирана и являет Его как беспредельную Любовь.

В этом и кроется объяснение того, почему Христос так глубоко потрясает душу восточного христианина, почему Он, по словам Достоевского, становится единственной любовью русского народа. Ведь ответить на кенозис Христа можно только любовью: «Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас» (1 Ин. 4, 19). До тех пор, пока Бог открыто не показывал Своей любви к людям, они не могли любить Его. Правда, они благодарили Его и дрожали от страха, видя проявления Его силы, но «боящийся несовершенен в любви», ибо «в любви нет страха» (1 Ин. 4, 18). Человек любит Бога всем сердцем только тогда, когда обращается к Нему ведомый не страхом и даже не благодарностью, но дружелюбием. Однако это дружелюбие и тем самым подлинная любовь человека к Богу требует, чтобы Бог первым явил Свою любовь к человеку, чтобы Он отдал Себя человеку, с ним объединился, как того просит сама сущность любви. Все это осуществилось во Христе. Христос есть откровение величайшей любви Бога к человеку, поэтому человек и отвечает на это откровение своей любовью ко Христу. Кенозис Христа есть то пламя, которое в сердце человека зажигает любовь. «Мы благоговеем перед тем величайшим самоуничижением, какое добровольно принял на Себя страдавший за нас Христос. Мы знаем Господа, как Царя неба и земли… Одновременно с этим Он переносит поношения, клевету и гонения от Своих врагов. И до крайних глубин самоуничижения Он доходит в последние дни Своего земного подвига, когда оплеванный, израненный, поруганный, прибивается ко кресту». [146] Митрополит Николай. Слова и речи (Т. 2) – Издание Московской Патриархии – 1950 – С. 39.

Именно самоуничижение Христа глубоко впечатляет чуткую восточную душу, которая, возможно, лучше, нежели высокомерная западная душа, понимает смысл кенозиса и вместе необходимость ответить на любовь Христа любовью. Во Христе кенозис Бога ощущается особенно ярко, и именно поэтому Христос становится непреложной любовью восточной христианской души. Даже русские нигилисты и атеисты, отрицающие Бога и смысл жизни, не смогли вырвать Христа из своего сердца. Вспомним хотя бы только одного Кириллова, героя Достоевского из его романа «Бесы» (1871) – этого последовательного и строгого безбожника, который все-таки зажигает лампаду перед иконой Христа и самого Христа считает «высшим на всей земле», какого «не было ни прежде ни после» и «не будет такого же никогда». [147] Ф. М. Достоевский – Бесы – Минск – 1990 – С. 582. Этот пример – превосходное указание на отношение восточного человека со Христом. Восточный человек не может полностью отвергнуть Христа, он не может забыть о Нем, ибо Христос всегда предстоит перед ним как воплощение великой, бескорыстной, жертвенной любви.