Антанас Мацейна - Драма Иова

Герой романа Достоевского «Братья Карамазовы» Иван Карамазов говорит своему брату Алеше: «Не бога я не принимаю, Алеша, я только билет ему почтительнейше возвращаю»24. И дальше он поясняет свою мысль: «Я не Бога не принимаю, пойми ты это, я мира, им созданного, мира-то божьего не принимаю»25. Отвечая на вопрос Алеши: «Ты мне объяснишь, для чего “мира не принимаешь”?»26, Иван рассказывает целый ряд ужасных историй о страданиях детей. И в конце концов он делает совершенно определенный вывод: «Да и слишком дорого оценили гармонию, не по карману нашему вовсе столько платить за вход. А потому свой билет за вход спешу возвратить обратно. И если только я честный человек, то обязан возвратить его как можно заранее»27. Этим Иван хочет сказать, что порядок, в котором возможно страдание невинного младенца, не достоин Бога; порядочный человек с таким порядком примириться не может, не может его признать и чувствовать себя в нем своим. Тем самым он не может встретиться с Богом, ибо путь к этой встрече ему преграждает бессмысленность этого порядка. Иначе говоря, существование страдания в мире закрывает перед человеком двери экзистенциального столкновения. Такая трагедия постигает не только Ивана Карамазова. Она постигает многие особенно чуткие души, которые, будучи не в состоянии раскрыть смысл страдания, отворачиваются от Бога и идут своим путем. В их переживании кроется мысль Ивана — «слишком дорого оценили вход в гармонию». Божественный свет в мире и в их собственной экзистенции всем этим людям застилает мрак зла. Как Бог может выносить зло, особенно страдание, если Он сам не раз называл свои творения добрыми? Оправдание Бога перед лицом зла – проблема, вечно мучающая человечество. Со времен Leibniz’а28 делаются попытки писать системные теодицеи, то есть оправдания Бога, ибо зло есть вечное привлечение Бога к суду. Почему Иов хотел судиться с Богом? Именно потому, что был настигнут страданием. Он чувствовал себя невиновным, потому и не мог смириться со своей ситуацией и искал Бога, чтобы тот разъяснил ему, почему же Он преследует его. И чем другим были ответы его друзей, если не усилиями оправдать Бога в глазах Иова? Книга Иова это теодицея в прямом и подлинном смысле этого слова. Зло не позволяет человеку смириться с тем порядком, которого оно коснулось, и человек ищет смысл зла. Он его ищет с самого начала своего существования и будет искать все время своей истории.

Эти поиски часто неплодотворны потому, что проблема зла ставится и решается на теоретическом уровне. Когда мы ставим вопрос зла чисто теоретически, нам в конце концов начинает казаться, что никакого зла нет. Человеческий ум исследует структуру бытия так, что зла в ней не находит. После множества тончайших дискуссий мы приходим к выводу, что в мире существует только добро, что то, что мы называем злом, в действительности есть только орудие добра. В качестве примера такого теоретического исследования можно взять хотя бы труд A. Ryckmans’а «Le problÀme du mal» (Bruxelles, 1933), в котором, что характерно не только для этого труда, видно как зло растворяется в умственном анализе. Скажем, о смерти, которую мы считаем величайшим физическим злом, Ryckmans говорит как о натуральном результате жизни. Он говорит, что та жизнь, какую мы знаем, непонятна без смерти. Так по какому же праву, спрашивает Ryckmans, живое существо может хотеть бессмертия? По какому праву оно хочет того, что ему не свойственно? Он говорит, что бессмертие не заложено природой ни в человеке, ни в животном, оно не врожденная вещь. Поэтому жажда бессмертия только иллюзия, не имеющая в самой жизни никакого основания. Поэтому смерть никакое не зло, ибо зло есть недостаток того, что должно быть. Смерть была бы злом для всякого живого существа только в том случае, если бы это существо должно было бы иметь в себе это бессмертие и в тоже время если бы его не хватало.Однако для жизни бессмертие необязательно, поэтому и смерть для нее никакое не зло, но только естественное развитие и постепенное иссякание ее жизненных сил. Поэтому Ryckmans свои рассуждения о смерти и заканчивает таким выводом — «В этих условиях смерть есть только эпизод и невозможно найти разумного основания для того, чтобы называть ее подлинным злом»29.

Подобным образом Ryckmans рассуждает и о страдании. Он утверждает, что было бы абсурдным утверждать возможность мира, в котором не было бы страдания. Страдание внедрено в структуру мира, оно возникает из этой структуры и составляет одну из ее частей. Оно для мира совершенно естественно. Страдание для человеческого организма врожденная вещь. Страдания это предупреждение о том, что в нашем существе или в нашей жизни не все благополучно. Они — сигналы к тому, чтобы мы чего-то остерегались, чего-то избегали бы или как-то устроились бы. Поэтому они отнюдь не плохи, но хороши, ибо они есть средства сохранения нашей экзистенции. Таким образом, анализ страданий Ryckmans заканчивает выводом: «Мы доказали, что на самом деле множество зол не составляют никакой проблемы, ибо их необходимость и полезность несомненна, или – они естественно неизбежны. Что касается других, смысл которых для нас в нашей экзистенции непостижим, остается только признать свое незнание, соглашаясь с тем, что если все сущее экзистирует по желанию Совершенного Бытия, то это сущее в своей случайности составляет законченный и совершенный порядок». Иначе говоря, всякое зло полезно. Только пользу и смысл одного зла мы понимаем, а другого не понимаем. Однако то зло, которое нам непонятно, понятно Богу, который видит смысл и его пользу и тем самым превращает его в добро. Таким образом, в любом случае страдания не есть зло.

Подобные примеры, часто встречающиеся в трудах по теодицее, ярко показывают, что проблема зла ускользает от тех, кто ее решает. Здесь сразу может показаться, что вопрос зла самый трудный и самый запутанный вопрос. Но когда мы его проанализируем, оказывается, что зла и вовсе нет. То, что нам представлялось злом, предстает как неизбежное добро. Таким образом, Leibniz, который первым решился дать теоретическую теодицею, не напрасно провозгласил, что мир есть самый совершенный, такой, каким только Бог смог его создать.

Но разве, уничтожив умом вопрос зла, мы тем самым уже уничтожаем и само зло? Разве логика доказала, что смерть, страдание, ошибка врождены и потому хороши и полезны? И разве тем самым мы их превращаем в хорошие в действительности? Ум, взявшись за проблему зла, ее анализирует и зла не находит. Но мы определенно чувствуем, что в этой работе ума кроется какая-то ошибка, что такое уничтожение зла нас не удовлетворяет, ибо мы все равно чувствуем, что зло остается и действует. Что с того, что мы знаем, что смерть естественное завершение жизни, если мы этого конца не хотим, боимся его и переживаем его как самую страшную вещь. Что с того, что мы знаем, что страдания это сигналы для нашей экзистенции и средства нашего сохранения, если мы душой и телом хотим от них избавиться. Что с того, что мы знаем, что ошибки многое дали для развития прогресса науки, если мы все равно терзаемся и сожалеем о совершенных ошибках. Теоретическое освещение всех этих вещей как добра еще отнюдь не превращает их в добро в себе и потому не убеждает и не успокаивает нашу душу.