Герберт Маркузе - Эрос и цивилизация (Парадоксы Великого Отказа)

То, как изменилась основа критики, можно проиллюстрировать с помощью краткого сравнения начального этапа формирования теории индустриального общества с современным ее состоянием. В период своего зарождения в первой половине девятнадцатого столетия критика индустриального общества, выработав первые концепции альтернатив, достигла конкретности в историческом опосредовании теории и практики, ценностей и фактов, потребностей и задач. Это историческое опосредование произошло в сознании и политических действиях двух крупнейших противостоящих друг другу в обществе классов: буржуазии и пролетариата. Но, хотя в капиталистическом мире они по-прежнему остаются основными классами, структура и функции обоих настолько изменились в ходе капиталистического развития, что они уже больше не являются агентами исторических преобразований. Всепобеждающий интерес в сохранении и улучшении институционального status quo объединяет прежних антагонистов в наиболее развитых областях современного общества. Что касается коммунистического общества, то технический прогресс обеспечивает его рост и сплоченность в такой степени, что сама идея качественных перемен отступает перед реализмом понятий лишенной взрывов эволюции. В отсутствие явных агентов и сил социальных перемен критика не находит почвы для соединения теории и практики, мысли и действия и, таким образом, вынуждена взойти на высокий уровень абстракции. Даже самый эмпирический анализ исторических альтернатив начинает казаться нереалистичной спекуляцией, а подобные убеждения - делом личного (или группового) предпочтения.

И однако: опровергается ли теория этим отсутствием? Перед лицом явно противоречивых фактов критический анализ продолжает утверждать, что необходимость социальных перемен не менее настоятельна, чем когда-либо прежде.

Для кого? Ответ неизменен: для общества в целом и для каждого из его членов в отдельности. Союз возрастающей производительности и возрастающего разрушения, балансирование на грани уничтожения, отказ от собственной ответственности за мысль, надежду и страх в пользу власть предержащих, сохранение нищеты перед лицом беспрецедентного богатства являют собой наиболее бесстрастный обвинительный приговор - даже в том случае, если они составляют лишь побочный продукт этого общества, а не его raison d'etre(* Рациональное основание (фр).) :сама его всеохватная рациональность, которая обусловливает его эффективность и разрастание, иррациональна.

Тот факт, что подавляющее большинство населения приемлет и вместе с тем принуждается к приятию этого общества, не делает последнее менее иррациональным и менее достойным порицания. Различие между истинным и ложным сознанием, подлинными и ближайшими интересами еще не утеряло своего значения, но оно нуждается в подтверждении. Люди должны осознать его и найти собственный путь от ложного сознания к истинному, от их ближайших к их подлинным интересам. Это возможно, только если ими овладеет потребность в изменении своего образа жизни, отрицании позитивного, отказе,- потребность, которую существующее общество сумело подавить настолько, насколько оно способно "предоставлять блага" во все большем масштабе и использовать научное покорение природы для научного покорения человека.

Тотальный характер достижений развитого индустриального общества оставляет критическую теорию без рационального основания для трансцендирования данного общества. Вакуум вкрадывается в саму теоретическую структуру, так как категории критической социальной теории разрабатывались в период, когда потребность в отказе и ниспровержении была воплощена в действиях реальных социальных сил.

Определяя действительные противоречия в европейском обществе девятнадцатого века, они имели существенно негативное и оппозиционное звучание. Сама категория "общество" выражала острый конфликт социальной и политической сфер - антагонизм общества и государства. Подобным же образом понятия "индивид", "класс", "частный", "семья" обозначали сферы и силы, еще не интегрированные в установившиеся условия,- сферы напряжения и противоречия. Но возрастающая интеграция индустриального общества, лишая эти понятия критического смысла, стремится превратить их в операциональные термины описания или обмана.

Попытка вернуть этим категориям критическую направленность и понять, каким образом она была сведена на нет социальной действительностью, кажется с самого начала обреченной на регресс: от теории, соединенной с исторической практикой, к абстрактному, спекулятивному мышлению; от критики политической экономии к философии. Идеологический характер критики обусловлен тем, что анализ вынужден исходить из позиции "извне" как позитивной, так и негативной, как продуктивной, так и деструктивной тенденций в обществе. Повсеместно мы находим тождество этих противоположностей в современном индустриальном обществе - это целое и является нашей проблемой. В то же время позиция теории не может быть просто спекулятивной, она должна быть историчной в том смысле, что должна вырастать из возможностей данного общества.

Эта двусмысленная ситуация ведет к еще большей двусмысленности. В нашей книге нам не избежать колебания между двумя противоречащими гипотезами. утверждающими соответственно: (1) что развитое индустриальное общество обладает способностью сдерживать качественные перемены в поддающемся предвидению будущем; (2) что существуют силы и тенденции, которые могут положить конец этому сдерживанию и взорвать общество. Я не думаю, что здесь возможен однозначный ответ. Налицо обе тенденции, бок о бок - и даже одна в другой. Первая тенденция, безусловно, доминирует, и все возможные предусловия для того, чтобы повернуть ее вспять уже введены в действие. Нельзя, конечно, отбрасывать возможность вмешательства случая в ситуацию, но если только уразумение того, что творится в мире и что должно быть остановлено, не перевернет сознание и поведение человека, то даже катастрофа не сможет привести к переменам.

Наш анализ сосредоточен на развитом индустриальном обществе. Его технический аппарат производства и распределения (с увеличивающимся сектором автоматизации) функционирует не как сумма простых инструментов, которые можно отделить от их социальных и политических функций, но скорее как система, а priori определяющая продукт аппарата, а также операции по его обслуживанию и расширению. В этом обществе аппарат производства тяготеет к тоталитарности в той степени, в которой он определяет не только социально необходимые профессии, умения и установки, но также индивидуальные потребности и устремления. Таким образом, предается забвению противоположность частного и публичного существования, индивидуальных и социальных потребностей. Технология служит установлению новых, более действенных и более приятных форм социального контроля и социального сплачивания. И, по-видимому, тоталитарная тенденция этого контроля утверждается еще и другим способом - путем распространения в менее развитых и даже до-индустриальных областях мира и путем создания сходных черт в развитии капитализма и коммунизма.