Пауль Тиллих - Систематическая теология. Том 3

Духовное Присутствие — это присутствие Бога в определенном аспекте. Это и не тот аспект, который выражается символом творения, и не тот аспект, который выражается символом спасения, хотя он предполагает и осуществляет оба этих аспекта. Это — аспект Бога, экстатически присутствующего в человеческом духе и имплицитно присутствующего во всем, что составляет измерение духа. Данные аспекты являются отражениями чего-то реального в природе божественного для религиозного опыта и для теологической традиции. Это не просто различные субъективные способы видения одного и того же. Они имеют fundamentum in re, основание в реальности, независимо от того, сколь многое ни привносила бы в них субъективная сторона человеческого опыта. В этом смысле можно сказать, что тринитарные символы являются тем религиозным открытием, которое необходимо было сделать, сформулировать и защитить. Что же тогда, спросим мы, привело к этому открытию? Можно выделить по крайней мере три фактора, которые привели к тринитарному мышлению в истории религиозного опыта: во-первых, это напряженность между абсолютным и конкретным элементами в нашей предельной заботе; во-вторых, это символическое приложение понятия жизни к божественному основанию бытия; и, в-третьих, это тройственное проявление Бога как созидательной силы, как спасающей любви и как экстатического преображения. Именно последний фактор и подсказывает употребление трех символических имен (Отец, Сын и Дух), но без двух предыдущих причин тринитарного мышления последняя привела бы лишь к грубой мифологии. Мы уже имели дело в первыми двумя группами, когда давали описание развития идеи Бога и обсуждали приложение символа жизни к Богу. При первом рассмотрении мы обнаружили, что чем больший акцент делается на предельности нашей предельной заботы, тем в большей степени развивается религиозная потребность в конкретном проявлении божественного и что напряженность между абсолютным и конкретным элементами в идее Бога ведет к созданию божественных посредников между Богом и человеком. Именно возможный конфликт между этими посредниками и предельностью предельного и мотивировал тринитарный символизм во многих религиях, и оставался действенным в тринитарных спорах ранней церкви. Опасность впасть в троебожие и попытки этой опасности избежать имели своим основанием внутреннюю напряженность между предельным и конкретным.

Вторая причина тринитарного символизма уже обсуждалась в разделе под названием «Бог как Жизнь». Это привело нас к пониманию того, что если Бог познается опытом как Бог живой, а не как мертвое тождество, то в его бытии следует видеть элемент небытия, то есть установление инакости. Тогда Божественная Жизнь была бы воссоединением ина-кости с тождеством в вечном «процессе». Это соображение привело нас к различению между Богом как основанием, Богом как формой и Богом как актом, то есть к установлению той дотринитарной формулы, которая придает смысл тринитарному мышлению. Конечно, тринитарные символы выражают божественную тайну так же, как и все те символы, которые содержат какое-либо утверждение о Боге. Эта тайна, которая является тайной бытия, остается неприступной и непроницаемой; она тождественна божественности божественного. Ошибкой классических немецких философов (мышление которых является, в своей основе, философией жизни) было то, что, даже видя тринитарную структуру жизни, они, однако, не защитили божественную тайну от когнитивной hubris; но они были правы (как были правы и большинство классических теологов), используя диалектику жизни для описания вечного процесса божественного основания бытия. Учение о Троице — таково наше основное утверждение — не является ни иррациональным, ни парадоксальным, но, скорее, диалектическим. Ничто божественное не иррационально (если иррациональное означает нечто противоречащее разуму), ибо разум является конечным проявлением божественного Логоса. Иррационален лишь переход от сущности к существованию, акт самоотчуждения. Учение о Троице не является и парадоксальным. Имеется лишь один парадокс в отношении между Богом и человеком: это — проявление вечного или эссенциального единства Бога и человека в условиях их экзистенциального разделения (или, на языке Иоанна, Логос стал плотью, то есть вошел в историческое существование во времени и пространстве). Все иные парадоксальные положения в христианстве являются вариантами и применениями этого парадокса (например, учение об оправдании одной благодатью или соучастие Бога в страдании мира). Но тринитарные символы диалектичны; они отражают диалектику жизни, то есть движение разделения и воссоединения. Положение, согласно которому три есть одно и одно есть три было (и во многих местах все еще остается) худшим искажением тайны Троицы. Если она понимается как числовое тождество, то это или трюк, или просто нонсенс. Если она понимается как описание реального процесса, то это вовсе не парадоксально и не иррационально, но является точным описанием всех жизненных процессов. И в тринитарном учении это приложимо к Божественной Жизни в символических терминах.

Но все это является лишь подготовкой того разработанного тринитарного учения христианской теологии, которое мотивировано третьей фундаментальной причиной тринитарного мышления, то есть проявлением божественного основания бытия в явлении Иисуса как Христа. С утверждением о том, что исторический Иисус есть Христос, тринитарная проблема стала частью проблемы христологической, ее первой и основной частью, на что указывает тот факт, что тринитарное решение в Никее предшествовало определенно христологическому решению Халкидона. Эта последовательность была логичной, однако в терминах мотивации последовательность обратив; христологическая проблема способствует возникновению проблемы тринитарной.

Именно поэтому в контексте теологической системы будет адекватным обсуждать тринитарный символизм после того, как уже обсуждены христологические утверждения христианства. Однако христология без пневматологии (учения о Духе) неполна, поскольку «Христос есть Дух» и актуализация Нового Бытия в истории — это дело Духа. Важным шагом в направлении экзистенциального понимания теологических учений явилось то, что учение о Троице Шлейермахер поместил в конец теологической системы. Конечно, основание его системы, то есть христианское сознание, вместе с производной от него божественной причинностью было слишком слабым для того, чтобы выдержать груз системы. Не христианское сознание, но ситуация откровения, по отношению к которой христианское сознание является лишь воспринимающей стороной, является источником религиозного знания и теологической рефлексии, включающей и тринитарные символы. Однако Шлейермахер прав в том, что он выводит эти символы из тех различных способов, которыми вера соотносится со своей божественной причиной. Ошибкой Барта было то, что свои «Пролегомены» он начал с того, что было, так сказать, «Постлегомена-ми», — то есть с учения о Троице. Можно было бы сказать, что в его системе это учение «падает с небес» — с небес неопосредованного библейского и церковного авторитета.