Марк Фишер - Капиталистический реализм

В отличие от своих предшественников 1960-1970-х годов, британские студенты сегодня, похоже, совершенно безразличны к политике. И если французских студентов можно, как и раньше, встретить на улицах, где они протестуют против неолиберализма, британские студенты, чье положение несравненно хуже, похоже, покорились судьбе. Однако я считаю, что это не вопрос апатии или цинизма, а проявление рефлексивного бессилия. Они знают, что все плохо, но, кроме того, они знают, что они не могут с этим ничего поделать. При этом само это «знание», эта рефлексивность не пассивное наблюдение над уже сложившимся положением вещей, а самосбывающееся пророчество.

Рефлексивным бессилием можно назвать неотчетливое мировоззрение молодых британцев, коррелятом которого являются широко распространенные патологии. У многих подростков, с которыми я работал, были проблемы с психическим здоровьем или с образовательным процессом. Депрессия повсеместна. Это заболевание, с которым чаще всего имеют дело врачи Национальной службы здравоохранения, причем оно поражает все более молодых людей. Число студентов с тем или иным вариантом дислексии поразительно. Не будет преувеличением сказать, что быть подростком в современной Британии — уже значит быть классифицированным в качестве болезни. Патологизация, в свою очередь, закрывает любую возможность политизации. Приватизация этих проблем, предполагающая, что к ним надо относиться так, словно бы они были вызваны химическим дисбалансом в индивидуальной нервной системе и/или обстановкой в семье, исключает любой вопрос о системных социальных причинах этих состояний.

Многие из учащихся подростков, с которыми я сталкивался, находились в состоянии, которое я назвал бы депрессивной гедонией. Обычно депрессия характеризуется как состояние ангедонии, однако то расстройство, которое я имею в виду, определяется не неспособностью получать удовольствие, а как раз неспособностью выполнять что-либо помимо поиска удовольствия. Появляется чувство, что «чего-то не хватает», но нет понимания того, что к этому таинственному недостающему наслаждению можно прийти, только если выйти по ту сторону принципа удовольствия. По большей части это результат двусмысленной структурной позиции учащихся, зажатых между своей старой ролью субъектов дисциплинарных институтов и новым статусом потребителей услуг. В одном из своих наиболее значительных эссе «Послесловие к обществам контроля» Делёз различает описанные Фуко дисциплинарные общества, которые были организованы вокруг замкнутых пространств фабрики, школы и тюрьмы, и новые общества контроля, в которых все институты погружены в рассеянную корпорацию.

Делёз справедливо отмечает, что пророком распределенной кибернетической власти, типичной для обществ контроля, был Кафка. В «Процессе» Кафка проводит важное различие между двумя типами оправдания, доступного для обвиняемого. Полное оправдание более невозможно, да и вряд ли оно вообще когда-то существовало («Говорят, что такие случаи оправдания бывали… о старых судебных процессах сохранились только легенды» [5] Цитаты из «Процесса» Кафки приводятся в переводе Р. Райт-Ковалевой. ). Следовательно, остаются два варианта: (1) «мнимое оправдание», при котором обвиняемый оправдывается по всем пунктам обвинения, однако позже, в самый непредвиденный момент, они снова могут быть ему предъявлены; и (2) волокита, при которой обвиняемые ввязываются в процесс судебного разбирательства (который, как они надеются, может затянуться до бесконечности), так что вероятность вынесения последнего страшного приговора снижается почти до нуля. Делёз замечает, что общества контроля, описанные Кафкой, Фуко и Берроузом, действуют посредством бесконечно долгой волокиты. Образование стало пожизненном процессом, тренинг продолжается, пока не завершена ваша рабочая жизнь. Домой вы берете с собой работу… работаете дома, а на работе устраиваете дом. Следствием этого «неопределенно долгого» режима власти является то, что внешний надзор замещается внутренним управлением. Контроль работает только тогда, когда вы заодно с ним. Отсюда берется берроузовская фигура «контроль-зависимого» (Control Addict) — субъекта, который привязан к контролю и который при этом неизбежно покоряется, подчиняется Контролю.

Зайдите в любой класс в колледже, в котором я преподавал, и вы сразу же поймете, что вы оказались в постдисциплинарном пространстве. Фуко в свое время занимался тщательным изучением всех методов укрепления дисциплины посредством неподвижных поз тела. Но во время уроков в нашем колледже ученики могут распластаться на столе, они почти постоянно говорят и беспрестанно что-то жуют (или даже — в некоторых случаях — просто обедают). Старая дисциплинарная разбивка времени рухнула. Тюремный режим дисциплины размывается технологиями контроля с их системами постоянного потребления и непрерывного развития.

Система финансирования колледжа предполагает, что он просто не может позволить себе исключать учащихся, даже если бы и возникло такое желание. Ресурсы распределяются среди колледжей в зависимости от того, насколько успешны они по своим показателям (результатам экзаменов), посещаемости и количеству учащихся. Эта комбинация рыночных императивов и бюрократически определяемых «показателей» типична для всех инициатив «рыночного сталинизма», которые ныне регулируют сферу государственных служб. Если говорить осторожно, отсутствие эффективной дисциплинарной системы не было восполнено повышением внутренней мотивации студентов. Студенты знают, что если они не будут приходить в колледж неделями и/или если они ничего не будут делать, они не столкнутся с серьезным наказанием. Обычно они отвечают на эту свободу не разработкой собственных проектов, а впадая в гедоническую (или ангедоническую) расслабленность — мягкую бесчувственность, комфортное забытье с едой у игровой приставки, ночные просмотры телевизора и курение марихуаны.

Попросите учеников прочитать больше двух предложений, и многие — причем я имею в виду отличников — начнут сопротивляться, утверждая, что они не могут сделать этого. Чаще всего они жалуются учителям, что «это скучно». И проблемой тут оказывается вовсе не содержание письменного текста, а сам акт чтения, который считается «скучным». Здесь мы сталкиваемся не с хорошо известным подростковым ступором, а с расхождением между постграмотной «новой плотью», которая «слишком зависла в Сети, чтобы сконцентрироваться», и ограничительными концентрационными логиками разлагающихся дисциплинарных систем. Скучать — значит просто быть отделенным от коммуникативной матрицы SMS-сообщений, YouTube и фастфуда, действующих в качестве стимула и реакции. То есть быть отлученным на какой-то момент от постоянного потока сладковатого вознаграждения, выдаваемого по запросу. Некоторые ученики хотят Ницше так же, как гамбургер. Им не удается понять — и логика системы потребления поддерживает такое непонимание, — что Ницше и есть само неудобоваримое, сама проблема.