Георг Вильгельм Фридрих Гегель - Философия истории

2. Теперь нам предстоит рассмотреть французскую революцию как всемирно-историческую , так как по своему содержанию это событие в самом деле имеет всемирно-историческое значение, и конечно следует отличать от него борьбу формализма. Что касается внешнего распространения ее, то почти во все современные государства благодаря завоеванию проник один и тот же принцип или этот принцип был прямо установлен в них, а именно – либерализм торжествовал у всех романских наций, составляющих римско-католический мир, – во Франции , в Италии , в Испании . Но он обанкротился повсюду: прежде всего обанкротилась его главная фирма во Франции, затем в Испании, в Италии, и притом по два раза в тех государствах, где он был вводим. Так было в Испании, в первый раз в форме наполеоновской конституции, затем в форме учреждения кортесов; в Пьемонте, сперва когда он был присоединен к французскому государству, а за тем благодаря восстанию в нем самом; то же самое произошло два раза в Риме, в Неаполе. Таким образом абстракция либерализма из Франции обошла кругом весь романский мир, но вследствие религиозного {419}рабства этот мир остался скованным политическим гнетом. Дело в том, что принцип, исходящий из того, что оковы могут быть сброшены с права и свободы без освобождения совести, что революция возможна без реформации, ошибочен. Таким образом все эти страны вернулись к своему прежнему состоянию. В Италии произошли некоторые внешние политические изменения. Венеция, Генуя, эти древние аристократические государства, которые были по крайней мере несомненно легитимными, исчезли, как гнилой деспотизм. Внешнее насилие не может привести к прочным результатам: Наполеон так же не мог принудить Испанию к свободе, как Филипп II Голландию к рабству.

Другие нации, и особенно протестантские, представляют собою противоположность этим романским нациям. Австрия и Англия остались вне круга внутреннего движения и представили великие и поразительные доказательства своей прочности. Австрия есть не королевство, а империя, т.е. агрегат многих государственных организаций. Из входящих в ее состав земель главное значение имеют не-германские, и их не коснулись идеи. Подданные, дух которых не возвышается ни образованием, ни религией, отчасти остаются в крепостной зависимости, а магнаты угнетены, как в Богемии; отчасти же, как в Венгрии, упрочилась свобода баронов, которою они пользуются для угнетения подчиненных, находящихся в таком же положении, как в Богемии. Австрия отказалась от более тесной связи с Германией, выражавшейся в императорском титуле, и от многих владений и прав в Германии и в Нидерландах. Теперь она сама по себе является европейской державой. Англия также благодаря величайшим усилиям сохранила свои старинные основы; английская конституция устояла при всеобщем потрясении, хотя оно тем более угрожало ей, что при ее публичном парламенте, при привычке к общественным собраниям всех сословий благодаря свободе печати в ней самой во всех классах народа легко могли бы распространиться французские принципы свободы и равенства. Не оказалась ли английская нация слишком неразвитой, чтобы понять эти общие принципы? Но ни в одной стране так много не размышляли и не рассуждали публично о свободе. Или английская конституция уже настолько была конституцией свободы и вышеупомянутые принципы уже до такой степени были осуществлены в ней, что они уже не могли ни вызвать какое-либо сопротивление, ни даже возбудить какой-либо интерес к себе? Английская нация конечно сочувственно отнеслась к освобождению Франции, но она гордилась своей конституцией и своей свободой, и, вместо того {420}чтобы подражать чужому, она проявила обычное враждебное отношение к нему и вскоре начала популярную войну с Францией.

Английский государственный строй сложился исключительно из партикулярных прав и особых привилегий: правительство главным образом управляет, т.е. охраняет интересы всех отдельных сословий и классов; и эти отдельные церкви, общины, графства, общества заботятся сами о себе, так что, собственно говоря, правительству нигде не приходится так мало делать, как в Англии. В этом-то главным образом и состоит то, чтò англичане называют своею свободою и чтò представляет собою противоположность централизации управления, существующей во Франции, где даже в самой маленькой деревне мэр назначается министерством или подчиненными последнему чиновниками. Во Франции менее, чем где бы то ни было, допускается, чтобы другие что-нибудь делали; там в министерстве сосредоточивается вся административная власть, на которую, с своей стороны, заявляет притязания и палата депутатов. В Англии, наоборот, каждая община, всякий незначительный кружок и всякая ассоциация имеют свой круг дел. Таким образом общий интерес оказывается конкретным, и в нем сознают партикулярный интерес и отстаивают его. Эти учреждения, соответствующие партикулярным интересам, не допускают никакой всеобщей системы. Поэтому абстрактные и общие принципы не говорят англичанам ничего и проходят мимо их ушей. Эти партикулярные интересы имеют свои положительные права, которые возникли в старое время феодального права и сохранились в Англии более, нежели в какой-либо другой стране. Эти положительные права по своей величайшей непоследовательности оказываются в то же время величайшим бесправием, и нигде нельзя найти так мало действительно свободных учреждений, как именно в Англии. В отношении частного права, свободы собственности, англичане невероятно отстали: достаточно упомянуть о майоратах, при наличии которых младшие сыновья покупают или достают себе места на военной службе или в духовном звании.

Парламент управляет , хотя бы англичане даже и не признавали этого. Следует заметить, что здесь происходит именно то, что во все времена считалось признаком испорченности республиканского народа: для того чтобы быть избранным в парламент, прибегают к подкупу. Но у них и то, что можно продать свой голос, и то, что можно купить себе место в парламенте, называется свободою. Но это совершенно непоследовательное и извращенное состояние имеет все-таки то преимущество, что оно делает возможным правительство, т.е. {421}образование в парламенте большинства, состоящего из государственных людей, которые с молодых лет посвятили себя государственным делам, занимались ими и жили в их атмосфере. И у нации обнаруживается настолько здравого смысла и благоразумия, что она признает, что должно существовать правительство, и поэтому питает доверие к кругу людей, которые опытны в деле управления государством; ведь дух партикуляризма признает и всеобщую партикулярность знания, опыта, навыка, которыми обладает аристократия, исключительно посвящающая себя такого рода интересам. Обнаруживается полное противоречие между этим и смыслом принципов и абстракции, которые непосредственно доступны каждому и которые к тому же формулированы во всех конституциях и хартиях. Еще вопрос, насколько будет возможно правительство, если предложенная ныне реформа будет последовательно проведена.