Георг Вильгельм Фридрих Гегель - Философия истории

Что же касается политического строя Спарты, то основа его конечно была демократической, но с значительными изменениями, почти обращавшими ее в аристократию и олигархию. Во главе государства стояли два царя, наряду с ними существовал сенат (γερουσια), избиравшийся из лучших граждан и выполнявший также и судебные функции, причем в своих решениях он больше руководился нравственными обычаями и обычным правом, чем писаными законами [18]. Кроме того γερουσια был еще и высшим правительственным учреждением, советом при царях, ведению которого подлежали важнейшие дела. Наконец существовали еще высшие должностные лица, а именно – эфоры , об избрании которых не сохранилось никаких определенных указаний; Аристотель говорит, что способ их избрания был слишком ребяческим. По словам Аристотеля, эфорами могли быть и незнатные, неимущие лица. Эфоры имели полномочие созывать народные собрания, ставить вопросы на голосование, предлагать законы подобно плебейским трибунам в Риме. Их власть была тиранической подобно той власти, которою некоторое время обладали Робеспьер и его приверженцы во Франции. {248}

Так как дух лакедемонян был направлен исключительно на государство, – образованность, искусство и наука не привились у них. Спартанцы казались другим грекам упрямыми, неповоротливыми и неловкими людьми, которые не могли заниматься сколько-нибудь сложными делами или по крайней мере оказывались при этом очень беспомощными. У Фукидида афиняне говорят спартанцам: «Ваши законы и обычаи не имеют ничего общего с законами и обычаями других, и к тому же, когда вы появляетесь за границей, вы не поступаете ни по своим законам и обычаям, ни по законам и обычаям, общепринятым в Греции». Во внутренних делах они в общем были честны; что же касается их образа действий относительно других народов, то сами они открыто заявляли, что они считают произвольное похвальным и полезное справедливым. Известно, что в Спарте (подобно тому как в Египте) присвоение необходимых вещей было в известных отношениях дозволено, только вор должен был не попадаться. Таким образом эти два государства, Афины и Спарта, противоположны друг другу. Нравственность одного из них заключается в неуклонной направленности духа на государство, в другом государстве можно найти как такое нравственное отношение, так и развитое сознание и бесконечную деятельность, выражающуюся в перерождении прекрасного, а затем и в установлении истинного.

Но хотя эта греческая нравственность в высшей степени прекрасна, симпатична и интересна в своем проявлении, она все-таки не является выражением высшей точки зрения духовного самосознания: ей недостает бесконечной формы, и именно вышеупомянутой рефлексии мышления в себе, освобождения от природного момента, от содержащегося в красоте и божественности чувственного элемента, а также от непосредственности, в которой состоит нравственность. В ней мысль не постигает самой себя: в ней нет бесконечности самосознания, нет сознания, что право и нравственность должны подтверждаться во мне на основании свидетельства моего духа, что прекрасное, идея лишь в чувственном воззрении или представлении становится истиной, внутренним, сверхчувственным миром. Дух мог лишь в течение непродолжительного времени оставаться на той точке зрения прекрасного духовного единства, которую мы только что охарактеризовали, и источником дальнейшего прогресса и гибели явился элемент субъективности, моральности, подлинной рефлексии и внутреннего мира. Прекраснейший расцвет греческой жизни продолжался лишь приблизительно 60 лет, от Персидских войн (492 до Р.Х.) до Пелопоннесской войны (431 до Р.Х.). Тот принцип моральности, который должен был {249}войти в действие, стал началом гибели; но он обнаружился в Афинах и в Спарте в различных формах: в Афинах – как явное легкомыслие, в Спарте – как испорченность частных лиц. Афиняне оказались, когда им пришлось гибнуть, не только достойными симпатии, но и великими, благородными, так что мы должны жалеть о них, между тем как у спартанцев принцип субъективности приводит к низкой жадности и к вульгарной испорченности.

Принцип испорченности обнаружился прежде всего во внешнем политическом развитии как в войне одних греческих государств против других, так и в борьбе партий в городах. Греческая нравственность сделала Грецию неспособной образовать единое государство, потому что взаимная обособленность небольших государств, сосредоточение в городах, где интересы, духовное развитие в общем могли быть одинаковыми, являлись необходимым условием этой свободы. Лишь кратковременное объединение существовало во время Троянской войны, и это единство не могло осуществляться даже во время Персидских войн. Если и обнаруживается стремление к нему, то частью оно было слишком слабо, частью вызывало соперничество, и борьба за гегемонию возбуждала взаимную вражду между государствами. Наконец всеобщие враждебные действия начались в Пелопоннесской войне. Перед этой войной и еще в ее начале во главе афинян, – народа, наиболее дорожившего своей свободой, – стоял Перикл; только его высокая личность и его замечательный гений поддерживали его на его посту. После Персидских войн гегемония принадлежала Афинам: множество союзников, на островах и в городах, должно было способствовать продолжению войны с персами, и, вместо того чтобы доставлять флот или войска, они вносили денежные суммы. Благодаря этому в Афинах сосредоточивалась огромная мощь; часть денег расходовалась на великие произведения архитектуры, которые как создание духа доставляли наслаждение и союзникам. Но то, что Перикл не только расходовал деньги на художественные произведения, но и в других отношениях заботился о народе, обнаружилось после его смерти из множества запасов, накопленных во многих магазинах, в особенности же в морском арсенале. Ксенофонт говорит: Кому не нужны Афины? Не нужны ли они всем тем странам, в которых много зернового хлеба и стад, масла и вина, всем тем, которые желают извлекать доход, пуская в оборот деньги или применяя свой ум? Не нужны ли они ремесленникам, софистам, философам, поэтам и всем {250}лицам, которые стремятся ознакомиться с тем, что достойно зрения и слуха в сфере священного культа и общественной жизни?

Пелопоннесская война являлась главным образом борьбой между Афинами и Спартой. Фукидид написал историю большей части этой войны, и это бессмертное произведение есть абсолютное приобретение, доставшееся человечеству в результате борьбы.

Афины дали Алкивиаду вовлечь себя в фантастическое предприятие, и, будучи весьма ослаблены уже вследствие этого, они были побеждены спартанцами, которые совершили предательство, обратившись к Персии и выпросив от персидского царя денег и военный флот. Затем они оказались виновными в новом предательстве, так как они уничтожили в Афинах и вообще в городах Греции демократию и доставили преобладание тем кликам, которые требовали установления олигархии, но не были достаточно сильны, для того чтобы держаться собственными силами. Наконец главная измена Спарты заключалась в Анталкидовом мире, которым она отдала греческие города в Малой Азии под власть персов.