Ульрих Бек - Общество риска. На пути к другому модерну

Представителям данного направления мерещится экологический вариант государства всеобщего благоденствия . Причем этот вариант даже способен дать ответ на два главных вопроса: разрушение природы и массовую безработицу. Соответствующие правовые регулирования и политические институты проектируются по историческим образцам социально-политических законов и институтов. Чтобы эффективно побороть промышленное расхищение природы, нужно создать ведомства и облечь их соответствующими полномочиями. Аналогично социальному страхованию можно было бы выстроить систему страхования от ущерба здоровью при заражении окружающей среды и продуктов питания. Правда, для этого потребовалось бы изменить действующее законодательство, чтобы не взваливать на потерпевших дополнительное бремя и без того весьма трудноосуществимых причинных доказательств.

При этом уже выявленные пределы и последующие проблемы никоим образом не должны распространяться на экологическое расширение. Здесь тоже безусловно даст о себе знать сопротивление частных инвесторов. В случае социально-государственных гарантий они имели опору в повышающихся расходах и побочных расходах на заработную плату. Соответствующие паушальные обложения, которые затрагивают все предприятия, в технолого-политических инициативах, однако же, упраздняются . Они тоже кое у кого оседают в виде издержек, другим же открывают новые рынки. Издержки и шансы экспансии распределяются между отраслями и предприятиями, так сказать, неравномерно. Отсюда одновременно следуют шансы осуществления соответствующей экологически ориентированной политики. Блок экономических интересов распадается под воздействием избирательности рисков. Могут создаваться коалиции, которые, в свою очередь, помогают политике включить анонимную формирующую власть прогресса в сферу политико-демократической деятельности. Повсюду, где ныне жизни людей и природе угрожают яды, где посредством мероприятий по рационализации упраздняются основы нынешнего сосуществования и сотрудничества, систематически порождаются надежды на политику, которую можно перечеканить в расширение политико-демократических инициатив. Опасности такого экологически ориентированного государственного интервенционизма можно вывести и из параллелей с социальным государством: это — научный авторитаризм и непомерная бюрократия.

Мало того, в основе такого подхода лежит заведомая ошибка, вообще характерная для проекта реиндустриализации: исходной посылкой является то, что модерн во всех его умножениях и необозримостях имеет или должен иметь политический центр управления. Аргументы таковы: нити должны сходиться в политической системе и ее центральных органах. Все, что этому противоречит, рассматривается и оценивается как несостоятельность политики, демократии и т. д. С одной стороны, делается допущение, что модернизация означает автономию, дифференциацию, индивидуализацию. С другой же — «решение» обособляющихся при этом частичных процессов ищут в рецентрализации политической системы и в модели парламентской демократии. При этом выносят за скобки не только достаточно ярко проступившие теневые стороны бюрократического централизма и интервенционизма. Изначально не замечают также, что общество модерна не имеет центра управления . Можно, конечно, спрашивать, как предотвратить возрастание тенденции автономизации как возможной самокоординации подсистем или подъединиц. Но этот вопрос не должен создавать иллюзий относительно реальности отсутствия центра и управления модерном. И совершенно необязательно, что обособления, порождаемые в процессе модернизации, безальтернативно приведут на дорогу аномии с односторонним движением. Можно помыслить и новые промежуточные формы взаимного контроля, которые избегают парламентского централизма и все же создают вполне сопоставимые принуждения к оправданию. Образцы тому нетрудно найти в развитии политической культуры Германии за последние два десятилетия — открытость СМИ, гражданские инициативы, движения протеста и т. д. Они скрывают свой смысл, пока их соотносят с предпосылками институционального центра. Тогда они видятся негодными, ущербными, нестабильными, даже оперирующими на грани внепарламентской легальности. Если же поставить в центр внимания принципиальную ситуацию размывания границ политики, то в таком случае вполне раскрывается их смысл как форм экспериментальной демократии, которые на фоне осуществленных основных прав и вычлененной субполитики опробуют новые формы прямого участия и контроля вне фикции централизованного управления и прогресса.

Исходной точкой для этого проекта будущего является размывание границ политики, т. е. спектр основной, побочной, суб- и контрполитики, возникший в условиях развитой демократии в дифференцированном обществе. Оценка гласит: отсутствие центра политики необратимо, этот центр не восстановить даже через требование демократизации. Политика в определенном смысле генерализировалась и тем самым «лишилась центра». Но необратимость этого перехода исполнительной политики в политический процесс , который одновременно утратил свою специфику, свою противоположность, свое понятие и способ действия, есть не только повод для печали. В нем заявляет о себе другая эпоха модернизации , которая здесь была обозначена как «рефлексивность». «Закон» функциональной дифференциации подрывается недифференциациями (конфликты и кооперация рисков, морализация производства, вычленение субполитики) и упраздняется. При такой рационализации второй ступени принципы централизации и бюрократизации и связанное с ними окостенение социальных структур начинают конкурировать с принципами гибкости , которые в возникающих ситуациях риска и нестабильности все больше завоевывают приоритет, а одновременно предполагают новые, невиданные ныне формы «контролируемой вчуже самокоординации» субсистем и децентрализованных активных единиц.

В этом историческом изменении таятся и начатки много более гибкой структурной демократизации . Ее основы, заложенные в принципе разделения властей (и в этом смысле в самой модели индустриального общества), значительно расширились, в частности, благодаря свободе печати. Экономическая система тоже представляет собою поле, где не только порождаются прогрессы как незамеченные побочные последствия корысти и технических принуждений, но проводится и реальная (суб)политика в смысле иных возможных социальных изменений, — это становится ясно, по крайней мере, теперь, когда «экономико-техническая необходимость» выпуска вредных веществ под нажимом общественности внезапно уменьшается до одной из нескольких возможностей решения. То, что взаимоотношения за стенами приватной сферы опять-таки не обязательно должны протекать в традиционных моделях брака и семьи, мужской и женской роли, сведущий в истории человек предполагал давно, но лишь вместе с детрадиционализацией все это пришлось включить в знание более того — в сферу решений. Здесь у законодателя нет ни права, ни возможности управлять. «Побочное правительство приватной сферы» может изменять отношения совместной жизни здесь и сейчас , без законодательных установлений и принятия решений, что оно и делает, как показывают всевозможные, разнообразные, переменчивые жизненные условия.