Жиль Делез - Логика смысла / Theatrum Philosophicum

С точки зрения статичного генезиса, структура «индивидуальность-мир-интериндивидуальность» определяет первый уровень осуществления. На этом первом уровне сингулярности осуществляются как в мире, так и в индивидуальностях, которые суть его части. Осуществляться или быть осуществленным означает: распространиться по серии обычных точек; быть отобранным согласно правилу схождения; воплощаться в телах, становиться состоянием тел; локально обновляться ради новых конечных осуществлении и новых конечных расширений. Ни одна из этих характеристик не принадлежит сингулярностям как таковым; скорее, они относятся к индивидуализированному миру и мирским индивидуальностям, охватывающим собой сингулярности. Вот почему осуществление всегда одновременно и коллективно, и индивидуально, носит и внутренний, и внешний характер.

Быть осуществленным означает также и быть выраженным. Лейбницу принадлежит знаменитый тезис о том, что каждая индивидуальная монада выражает целый мир. Но этот тезис толкуют неверно, когда говорят, будто он означает наличие врожденных предикатов у выражающей мир монады. Верно, конечно, что выраженный мир не существует вне выражающих его монад — а значит, он существует внутри монад в виде серий присущих им предикатов. Но верно и то, что Бог-то создавал мир, а не монады, и что выражаемое не совпадает со своим выражением, а скорее лишь содержится в нем, сохраняя свою самобытность [87] Это постоянная тема Писем Лейбница к Арну. Бог создавал не Адама, совершающего грех, а мир, где Адам согрешил. . Выраженный мир создан из разнообразных связей и смежных друг с другом сингулярностей. Как таковой, он сформирован именно так, что все серии, зависящие каждая от своей сингулярности, сходятся друг к другу. Такое схождение определяет их «совозможность» как правило мирового синтеза. Там, где серии расходятся, начинается иной мир, несовозможный с первым. Следовательно, необычное понятие совозможности определяется как континуум сингулярностей — неразрывное целое, имеющее в качестве своего идеального критерия схождение серий. А это значит, что понятие несовозможности не сводимо к понятию противоречия. Скорее противоречие каким-то образом должно выводиться из несовозможности. Противоречие между понятиями Адам-грешник и Адам-не-грешник — это результат несовозможности миров, в которых Ацам согрешил или не согрешил. В любом из миров индивидуальная монада выражает все сингулярности этого мира — бесконечность — хотя бы и невнятно, хотя бы и бессознательно; но каждая монада при этом улавливает и «ясно» выражает только определенное число сингулярностей, а именно, те сингулярности, в окрестности которых она задана и которые связаны с ее собственным телом. Мы видим, что континуум сингулярностей всецело инаков по отношению к индивидуальностям, которые охватывают его собой в различных и дополняющих друг друга концентрациях — сингулярности доиндивидуальны. Если верно, что выражаемый мир существует только в индивидуальностях и только как их предикат, то в сингулярностях, управляющих образованием индивидуальностей, он содержится совершенно иным образом — как событие или глагол. Нет больше Адама-грешника, а есть мир, где Ацам согрешил… Было бы большой вольностью настаивать, со ссылкой на философию Лейбница, на врожденности предикатов у выражающих мир монад, ибо это уже предполагает совозможность выраженного мира, а последний, в свою очередь, предполагает распределение чистых сингулярностей согласно правилам схождения и расхождения. Эти правила принадлежат логике смысла и события, а не логике предикатов и истины. Лейбниц очень далеко продвинулся в этом первом этапе генезиса — вплоть до осознания и полагания индивидуального в качестве центра, вокруг которого сингулярности сворачиваются как внутри мира, так и на собственном теле индивидуального.

Первый уровень осуществления производит коррелятивные индивидуализированные миры и индивидуальные Я, населяющие каждый из этих миров. Индивидуальности возникают в окрестности охватываемых ими сингулярностей; они выражают миры как циклы сходящихся серий, зависящих от этих сингулярностей. В той мере, в какой выражаемое не существует вне своих выражений — то есть вне выражающих его индивидуальностей, — мир действительно является «принадлежностью» субъекта, а событие действительно становится аналитическим предикатом субъекта. Зеленеть указывает на сингулярность-событие, в окрестности которого задается дерево, а грешить — на сингулярность-событие, в окрестности которого образуется Адам. Но быть зеленым или быть грешным ~ теперь это уже аналитические предикаты образовавшихся субъектов, а именно, дерева и Адама. Поскольку все индивидуальные монады выражают тотальность своего мира — хотя ясно они выражают только избранную его часть — постольку их тела образуют смеси и скопления, разнообразные объединения с зонами ясности и темноты. Вот почему даже отношения здесь — это предикаты смесей (Адам съел яблоко с дерева). Более того, в пику некоторым аспектам теории Лейбница следует сказать, что аналитический порядок предикатов — это порядок сосуществования и следования, в котором нет логической иерархии и который лишен характера всеобщности. Предикат, присваиваемый индивидуальному субъекту, не получает тем самым никакой степени общности. «Цветной» — ничуть не более общий признак, чем «зеленый»; «быть животным» — не более общее свойство, чем «быть разумным». Повышение или понижение уровня общности появляется только тогда, когда предикат задается в предложении так, что служит в качестве субъекта для другого предиката. Когда же предикаты соотносятся с индивидуальностями, мы должны признавать за ними одинаковую непосредственность, совпадающую с их аналитическим характером. Быть вообще какого-то цвета не «общее», чем быть зеленым, поскольку существует только один зеленый цвет, а у зеленого — именно такой-то оттенок, связанный с таким-то индивидуальным субъектом. Конкретная роза не может быть красной без того, чтобы быть именно этого красного цвета. А этот красный — не цвет без того, чтобы быть этим красным цветом. Можно оставить предикат неопределенным, без наделения его какой-либо степенью общности — то есть, еще вне порядка понятий и опосредований, а только в порядке смесей, который соответствует сосуществованию и последовательности. Животное и разумное, зеленое и цвет — пары одинаково непосредственных предикатов, привносящих смесь в тело индивидуального субъекта, причем ни один из предикатов не принадлежит ему как-то более опосредованно, чем любой другой. Разум, утверждают стоики — это тело, проникающее и распространяющееся в теле животного, цвет — это светящееся тело, впитывающее или отражающее другое тело. Аналитические предикаты еще не предполагают логического расчленения на роды и виды или на свойства и классы; они подразумевают только актуальные физические структуры и разнообразия, благодаря которым они возможны внутри телесной смеси. Вот почему мы в конечном счете отождествляем сферу интуиций как непосредственных представлений с аналитическими предикатами существования и описаниями смесей и совокупностей.