Гилберт Райл - Понятие сознания

Невозможно защитить и то положение, что сам действующий может знать, что любое его явное действие есть проявление определенного волевого акта. Предположим, хотя это совсем не так, что он был бы способен достоверно знать, будь то из непосредственно явленных свидетельств сознания, будь то посредством прямого обнаружения в интроспекции, что он совершил акт воления — «нажатие на курок» — прямо перед тем, как он нажал на него. Однако это еще не доказывает, что нажатие было результатом данного воления. Связи между волевыми актами и движениями позволяется быть таинственной, поэтому его волевой акт мог иметь своим результатом другое движение, а нажатие на курок в этом случае могло иметь другое событие в качестве своей причины.

В-третьих, было бы неправильно затушевывать то обстоятельство, что связь между волевым актом и движением признается некой тайной. Но ее нельзя считать чем-то непостижимым, как и вопрос о причинах возникновения рака, — ее можно разрешить, хотя она и принадлежит к совершенно иному типу проблем. Считается, что эпизоды, которые конституируют деятельность сознаний, имеют один вид существования, в то время как эпизоды, составляющие движения тел, — другой вид; и никаких посредников между ними не допускается. Необходимость трансакций между сознаниями и телами влечет за собой полагание связей там, где никаких связей не может быть. То, что должны существовать какие-то каузальные взаимосвязи между сознаниями и материей, противоречит одной части рассматриваемой теории, а то, что их не должно быть, противоречит другой. В целом же эта теоретическая легенда описывает сознания как то, что должно существовать, если возможно каузальное объяснение направляемого разумом поведения человеческих тел, и одновременно как то, что живет на некой уровне существования, расположенном вне каузальной системы, в которую включены тела.

В-четвертых, хотя главная функция волевых актов, задача, для разрешения которой они были введены, состоит в том, чтобы порождать телесные движения, аргументация в пользу их существования как таковая влечет за собой и то, что некоторые ментальные события также должны проистекать из действий воли. Волевые акты постулировались как то, что делает поступки добровольными, решительными, похвальными, безнравственными. Но такого рода предикаты применимы не только к телесным движениям, но также и к действиям, которые, согласно этой теории, относятся к разряду ментальных, а не физических. Мыслящий человек может рассуждать решительно или предаваться безнравственным мечтам, он может тратить время на сочинение ехидных стишков, а может заслуживающим похвалы образом сосредоточиться на алгебраической задаче. Волевые акты, таким образом, порождают некоторые ментальные процессы. Но как дело обстоит с самими этими актами? Являются ли они добровольными или недобровольными действиями сознания? Ясно, что и тот, и другой ответ ведет к нелепостям. Если я не могу удержать воления нажать на спусковой крючок, то было бы абсурдно описывать это нажатие как «добровольное». Но если мое воление к нажатию на курок является добровольным в принятом рассматриваемой теорией значении, тогда оно должно проистекать из предшествующего волевого акта, а тот из другого, и так ad infinitum . Чтобы обойти это затруднение, было введено допущение о том, что волевые акты не могут описываться в качестве умышленных или неумышленных. «Волевой акт» — термин, которому ошибочно приписывать любой из этих предикатов. Но если это так, то отсюда, по-видимому, следует, что было бы ошибкой также приписывать ему такие предикаты, как «добродетельное» и «греховное», «хорошее» и «плохое», — вывод, который, вероятно приведет в замешательство тех моралистов, которые используют волевые акты как своего рода спасательный якорь для своих учений.

Короче говоря, это учение о волевых актах является каузальной гипотезой, принятой постольку, поскольку ошибочно предполагалось, что вопрос «Что делает телесные движения произвольными?» есть каузальный вопрос. Это допущение, кроме того, фактически является только особым поворотом общего предположения о том, что вопрос «Каким образом ментальные понятия применимы к человеческому поведению?» является вопросом о каузальности такого поведения.

Поборники данного учения должны были бы обратить внимание на тот простой факт, что они, как и все другие здравомыслящие люди, знали, как решать вопросы о добровольности и вынужденности действий, о решительности и нерешительности действующих уже до того, как услышали что-либо о гипотезах относительно существования тайных внутренних толчков, побуждающих к действиям. Тогда они могли бы осознать, что они заняты не прояснением уже существующих и эффективно используемых критериев для разъяснения подобных действий, но, молчаливо допуская значимость этих критериев, попытками соотнести их с феноменами пара-механической модели. Тем не менее, такое соотнесение, с одной стороны, не могло быть научно обосновано, поскольку постулируемые толчки недоступны научному наблюдению, а с другой стороны, оно не принесло бы ни практической, ни теоретической пользы, поскольку не способствовало нашим оценкам действий, находясь в зависимости от уже предположенной действенности этих оценок. Также это никак не проясняло бы логики тех оценочных понятий, разумное использование которых предшествовало изобретению этих каузальных гипотез.

Прежде чем мы распрощаемся с этим учением о волении, уместно рассмотреть некоторые хорошо знакомые и вполне реальные процессы, которые иногда ошибочно отождествляются с волевыми актами.

Люди часто пребывают в сомнении относительно того, что им делать, когда существуют альтернативные варианты действий. Они выбирают или решаются предпочесть одну из этих альтернатив. О таком процессе выбора одного из ряда разных способов действий иногда говорят как о том, что может означать «волевой акт». Но такое отождествление незаконно, поскольку большинство сознательных и умышленных действий не имеют своим началом разрешение ситуаций неопределенности и выбора. Кроне того, очевидно, что человек может выбрать какое-то одно направление действия, но потерпеть неудачу в его осуществлении из-за слабости воли, или он может потерпеть неудачу уже в процессе его осуществления, потому что после выбора возникло некое обстоятельство, препятствующее осуществлению предпочтенного действия. Но рассматриваемая теория не может допустить, чтобы волевые акты когда-либо терпели неудачу, иначе нужно было бы вводить дальнейшие операции для объяснения того факта, что иногда умышленные действия достигают своей цели. В конце концов, процесс рассмотрения альтернатив и выбор в пользу одной из них сами подлежат оценкам. Но если, к примеру, акт выбора описывается как добровольный, тогда, в свете сделанных предположений, он был бы, в свою очередь, результатом предыдущего выбора решения выбирать, а тот — результатом еще более раннего выбора выбирать выбор…