Гилберт Райл - Понятие сознания

Помимо простых привычек, работы и интересов имеется много других типов тенденций более высокого уровня. Некоторые регулярности поведения обусловлены принципами и стратегиями, которые индивид накладывает на себя сам; другие определяются религиозными принципами или кодексами, внушаемыми ему со стороны. Склонности, амбиции, миссии, преданность, самоотверженность и хроническая небрежность — все это тенденции поведения, однако весьма разные виды тенденций.

Две иллюстрации помогут продемонстрировать некоторые различия между способностями и тенденциями или между компетенцией и наклонностями, (а) Можно симулировать наличие как квалификации и умений, так и наклонностей. Однако обманщика, делающего вид, что он умеет делать какие-то вещи, мы называем шарлатаном, а обманщика, делающего вид, что он имеет некие привычки и склонности, мы называем «лицемером». (б) Эпистемологи склонны смущать себя и своих читателей, чрезвычайно усложняя вопрос о различиях между знанием и верой (belief). Некоторые из них утверждают, что знание и вера отличаются лишь степенью чего-то, тогда как другие говорят, что они различаются присутствием какой-то интроспективно наблюдаемой составляющей, которая есть в знании, но отсутствует в вере, или vice versa . Затруднения их частично проистекают из допущения, что слова «знать» и «верить» обозначают события. Но мало понять, что эти слова являются диспозициональными глаголами, — надо еще увидеть, что они относятся к разным типам диспозициональных глаголов. «Знать» — это глагол, обозначающий способность, причем способность успешно осуществить или постичь что-то правильно. С другой стороны, «верить» — глагол, обозначающий тенденцию, при этом у него нет никаких коннотаций, указывающих на то, что это тенденция осуществлять или постигать нечто правильно. Слово «верить» может уточняться с помощью таких наречий и оборотов, как «настойчиво», «колеблясь», «неуклонно», «непобедимо», «глупо», «фанатично», «всем сердцем», «время от времени», «страстно» или «по-детски». Большинство из этих характеристик приложимы к таким существительным как «доверие», «преданность», «склонность», «отвращение», «надежда», «привычка», «рвение» или «порочность». Подобно привычке, вера или убеждение могут быть глубоко укоренившимися, незаметно приобретенными или отброшенными. Подобно приверженности, преданности и надежде, они могут быть слепыми и навязчивыми. Подобно отвращению и фобия. И они могут быть неосознаваемыми. Подобно моде и вкусам, они могут быть заразительными. Подобно верности и приязни, они могут быть вызваны у человека хитростью. Человека могут принуждать и умолять не верить чему-то, и он может попытаться, успешно или неуспешно, перестать верить. Иногда человек может воскликнуть: «Не могу не верить тому-то и тому-то!» Однако все подобные обороты и их отрицания не приложимы к знанию, ибо знать — значит быть способным постичь что-то правильно; при этом не подразумевается тенденции действовать или реагировать определенным образом.

Грубо говоря, «верить» принадлежит семейству слов, обозначающих мотивацию, а «знать» — семейству слов, обозначающих умения, навыки, компетенцию. Поэтому мы спрашиваем, «как человек что-то узнал» в отличие от «почему он во что-то верит», подобно тому, как мы спрашиваем: «как человек завязывает выбленочный узел», но — «почему он хочет завязать таким узлом» или «почему он всегда завязывает „бабьи“ узлы». Умения и навыки имеют свои методы, а привычки и склонности имеют источники. Соответственно, мы спрашиваем, что заставляет людей верить во что-то или бояться чего-то, но не спрашиваем, что заставляет их знать что-то или достигать чего-то.

Конечно, вера и знание (если это знание что), действуют, так сказать, в одном поле. Об одном и том же роде вещей мы можем сказать, что их можно знать или не знать, что в них можно верить или не верить, подобно тому, как об одном и том же роде вещей мы говорим, что их можно производить и что их можно экспортировать. Человек, верящий, что лед опасно тонок, будет предостерегать других, что нужно кататься о осторожностью, и будет отвечать на вопросы так же, как и человек, который знает, что лед опасно тонок. Если спросить его, знает ли он, что это действительно так, он не колеблясь ответит утвердительно, пока его не приведет в замешательство вопрос, как он это обнаружил.

Можно сказать, что вера подобна знанию, она отличается от доверия к людям, радения о каких-то делах или отвращения к курению тем, что она является «пропозициональной установкой», т. е. то, во что именно человек верит или что именно он знает, выражается предложением. Это, конечно, верно, но это еще слишком тощее сходство. Разумеется, если я верю, что лед опасно тонок, то я не раздумывая говорю себе и другим, что «лед тонок», соглашаюсь, когда другие люди делают такие же высказывания, и возражаю на противоположные по смыслу, вывожу следствия из предложения «лед тонок» и т. д. Однако вера в то, что лед опасно тонок, выражается также и в склонности кататься осторожно, бояться, представлять себе в воображении возможные несчастья и предостерегать от них других катающихся. Вера выражается в склонности не только высказывать определенные утверждения, но и осуществлять некоторые действия, рисовать некоторые образы в воображении, иметь определенные чувства. И все эти вещи связаны с одним и тем же предложением. Фраза «Лед тонок» будет содержаться в описании страхов, предостережений, осторожного катания, утверждений, выводов, согласий или возражений.

Человек, знающий, что лед тонок, а также заинтересованный в выяснении того, тонок он или нет, тоже будет склонен вести себя и реагировать подобным образом. Но если мы говорим, что он держится у берега, потому что знает, что лед тонок, то мы используем оборот «потому что» совсем в другом смысле и даем существенно иной род «объяснения» этому, нежели тогда, когда говорим, что он держится у берега, потому что верит, что лед тонок.

Существует масса способов описывать людей как занимающихся в данный момент тем-то, часто переносивших то-то, потративших на деятельность несколько минут, быстро или нескоро получивших какой-то результат. Важным подмножеством таких событий являются события, в которых выражаются определенные свойства интеллекта или характера. Надо сразу же заметить, что одно дело — сказать, что в некоторых человеческих действиях и реакциях выражаются свойства характера и интеллекта, и совсем другое — в силу злосчастной лингвистической особенности — сказать, что имеют место такие события, как ментальные акты и процессы. Второй способ выражения традиционно подразумевает историю о существовании двух миров, историю о том, что одни вещи существуют или случаются в «физическом мире», тогда как другие имеют место и происходят не в этом мире, а в некоем другом, метафорическом месте. Отказ от этой истории ничуть не мешает сохранению обычных различий, например, между лепетом и осмысленной речью, судорожным подергиванием и подачей сигналов. А ее признание ничуть не помогает прояснить подобные различия.