Жан Бодрийяр - К критике политической экономии знака

«Счастливому меньшинству» (англ.). — Прим. пер.

Обратная связь (англ.). — Прим. пер.

Барт P. S/Z. М., 1994. С. 12–13. — Прим. пер.

См.: Оруэлл Дж. «1984» и эссе разных лет. М., 1989. — Прим. пер.

В силу провозглашаемого пафоса самого этого высказывания оно никоим образом не может переводиться. Medium может означать кроме «средства связи, информации, коммуникации» также «посредник» и «среда» Message подразумевает не только «информацию, сообщение», но даже и «массаж»… Речь идет о том, что первое обязательно является и вторым. — Прим. пер.

Компактное и мобильное переговорное устройство, рация. — Прим. пер.

Соответственно, le dessin, le dessein и le design. — Прим. пер.

См. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Избранные произведения. М., 1990. — Прим. пер.

Здесь: от противопоставления, от противного (лат.). — Прим. пер.

Онирический — сновидческий, фантазмический, похожий на галлюцинации. — Прим. пер.

Human engineering — психотехника, эргономика, инженерная психология; social engineering — социальная инженерия (англ.) — Прим. пер.

Отношения между людьми (англ.). — Прим. пер.

Система международного золотого стандарта для курсов конвертации валют (англ.). — Прим. пер.

Проникать, прокладывать, пронзать (лат.). — Прим. пер.

Достижение, осуществление (англ.). — Прим. пер.

Здесь и сейчас (лат.). — Прим. пер.

Французское rien («ничто») происходит от латинского res («вещь»). — Прим. пер.

Ничтожная вещь, пустяк (лат.). — Прим. пер.

Как известно, теоретической моделью теории как таковой выступает ум, который со времен Платона описывается в качестве чего-то живого, а именно животного, наделенного головой и хвостом. В этом отношении теорией не может быть, к примеру, построение о двух хвостах (хвосты всегда нужно отбрасывать или делать незаметными). Впрочем, «смешанное» строение теорий Бодрийяра, которым как бы не хватает ума, может вызвать разве что неумный смех, ведь одним из ее преимущественных предметов всегда оказывается нечто неорганичное, расчлененное и собранное, артикулированное повторно и вновь, нечто накладное и протезированное. Теория подражает своему предмету, тем более если таким предметом оказывается теоретическое как таковое. Бодрийяр имеет дело не с теориями ума и не с умными теориями, а с их «клонами», продуктами последовательного смешения и интеллектуального инбридинга. Побочным вопросом рассмотрения «теории у Бодрийяра» мог бы, поэтому, быть вопрос о таком выходе за пределы теоретического, который стал необходимым в связи с отсутствием самой «энтелехии» теории, ее ума, который превращает теорию в нечто органически дифференцированное.

Этот пункт, естественно, показывает лишь проблематичность сохранения термина «теория» при необходимости обращения к определенного рода теоретическим построениям. Дело ведь в том, что «фальшивость» может выступать в качестве лишь одного механизма симуляции, механизма, жестко привязанного к референциальному наполнению. Иначе говоря, фальшивым может быть только то, для чего есть некоторый референт или, в общем случае, идеальная модель— так, можно сфальшивить в песне, поскольку для каждой ноты существует ее точный образец, но нельзя сфальшивить, говоря на том или ином языке: можно говорить неправильно, с акцентом, но нельзя сделать фальшивой саму речь как практику именно этого языка, то есть нельзя притвориться, что говоришь именно на этом языке, «в действительности» говоря на каком-то ином. В отличие от «языковой» ситуации, теория всегда носит монетарный характер — она не признает безналичного расчета, бесконечного обращения валют и активов. Вся политэкономия Бодрийяра могла бы быть обращена на его собственную методологию, так что можно было показать, какие выводы экономия влечет по отношению к теории как таковой, теории, которая как умозрение требует идеи как золотого стандарта каждой вещи. В этом смысле обвинение Бодрийяра в распространении «возможно фальшивых» денег служит лишь первым шагом к рассмотрению экономического переворота внутри теоретического пространства как такового: можно ли обвинить в распространении фальшивых денег того, кто вообще не выпускает монеты, не чеканит их? Что происходит с теорией тогда, когда «денег» как «монет» не будет вовсе, то есть абстрактный обмен не будет обеспокоен своей собственной монетарной и, соответственно, референциальной формой? Может ли наука теоретически существовать без формы монеты? По сути дела, теоретическая стратегия Бодрийяра может быть сведена к попыткам осуществления такой доселе неизвестной формы научности.

В этом отношении тексты Бодрийяра и его теории представляются идеальным материалом для сторонников этики дискурса.

Термины «совместность», l'être en commun, и «сообщество», la communauté, используемые в современной философии такими авторами, как Ж.-Л. Нанси и Ж. Агамбен, и являющиеся парафразой хайдеггеровского Mit-Sein, не входят в словарь теорий Бодрийяра. Тем не менее, привлечение «совместности» может оказаться весьма продуктивным в попытке экспликации онтологического «косвенного» хода, осуществляемого в связи с деконструкцией всей сферы экономии, за пределами которой открывается символический обмен. Для Бодрийяра символический обмен, как выяснится, оказывается неким преимущественным «видом» совместности, причем эта совместность является совместностью людей, которые, по сути дела, еще не являются социальными животными.

Можно заметить, что тезис об «онтологической» совместности является расширением и преобразованием тезиса Хайдеггера о Mit-Sein. Но в то же время мысль, двигающаяся в сторону символического обмена, порывает со всеми основными ходами экзистенциальной аналитики как способа выявления структур Dasein и Mit-Sein. Было бы несложно показать, что не только эти структуры просто задают особую форму обмена, но и все основные положения Dasein-аналитики оказываются привязанными к особой экономии (вспомним хотя бы о ведущей роли «мира труда»). Иначе говоря, такая аналитика оказывается лишь частным случаем некоей более обширной логики, которая была обозначена Хайдеггером через отличие онтологического и онтического. Вся проблема отныне заключается в разведении этих пунктов, то есть в постоянном выявлении следов «онтического», приравниваемого в данном случае и к каким-то частным формам экономии, и к экономии как таковой.