Сергей Трубецкой - Учение о Логосе в его истории

– 43 –

видимости и осязаемости; форма живого глаза определяет собою как его целесообразное строение, так и самую его функцию: она есть самое зрение. Равным образом форма всего живого тела, понимаемая как его душа, есть совокупность всех живых функций, κοτορμε отличают его от трупа. Душа есть энергия живого тела, которая существует в действительности в каждом данном живом теле; вне данного организма она существует только в нашей мысли или отвлеченном представлении, ибо подлинная жизнь состоит только в действительности, в энергическом осуществлении чувствующей, движущейся индивидуальности. А раз душа перестает осуществляться в теле, перестает двигать, осуществлять его – она перестает быть душою: человек перестает жить, потому что все функции его жизни, его души, состояли в движении и ощущении, которые немыслимы без тела. Другое дело чистый универсальный разум, всеобъемлющая форма всех форм, метафизическое начало Аристотеля. Это вечное, сверхиндивидуальное начало, свободное от всякой материи, есть чистая энергия, в которой нет ничего потенциального, которая от века осуществляется в себе самой, в самодеятельности своего мышления. Этот разум вечен и не зависит ни от какого тела, ни от какого ограниченного сознания. Но его энергия осуществляется и во всех частных формах, которые он объемлет собою; она осуществляется во всей вселенной и в человеческой душе – в материале нашего сознания, наших представлений, ощущений и восприятий. Все прочие частные формы могут существовать лишь как отдельные мысли в отвлеченных понятиях разума , или же они существуют как реальные энергии в своем конкретном осуществлении – в веществе; сами по себе, вне разума или вне вещества, они существовать не могут. Платон доказывал бессмертие души ее сродством с вечной идеей; Аристотель, отвергая самостоятельное существование идей или «форм», отвергал и бессмертие души.

По–видимому, Аристотель разрешает проблему теоретической философии. Мир есть осуществление, воплощение мысли. Этим объясняется взаимоотношение разума и внешней действительности, духа и природы, мысли и опыта: всеобъемлющий разум, форма всех форм, есть универсальное божественное начало, в котором совпадает

– 44 –

мышление и бытие, познание и действительность, логическое и реальное начало. Но на самом деле действительность состоит из бесконечного множества индивидуальных вещей или существ и постольку не объемлется никаким логосом, никаким понятием, не разрешается без остатка в общие понятия. Это сознавал и сам Аристотель: его «материя», какими бы отрицательными свойствами она ни обладала, является границей разума, границей понятия. Поэтому разумное начало оказывается отвлеченным в своей познавательной деятельности и внешним в своем отношении к природе. Как форма всех форм, понятие всех понятий он объемлет все мыслимое (а следовательно, и все действительное); но как действительные вещи, так и отдельные «формы» имеют самобытное существование не в его мысли, а вне его – в материи. И потому Бог Аристотеля может двигать мир только извне, приводя во вращение верхнюю небесную сферу [14] Аристотель, правда, не видит в своем Божестве простой механический двигатель, приводящий вселенную в движение: это двигатель идеальный, который движет как конечная цель, как «предмет желания», как «Благо» Платона. Но во всяком случае он является внешним миру, и это именно и обусловливает движение мира, его непрестанный генезис в стремлении к вечной цели, к совершенной действительности. Далее, можно спросить, разумеется, чту стремится к такой цели? Если божество есть конечная цель, объект стремления и желания, то где их субъект? Желание предполагает нужду (ἔνδεια), вызванную лишением (στέρησις); в этом смысле Аристотель мог видеть субъект желания как в материи вообще, так и в низших формах, во всей сфере потенциального бытия, которое вообще понимается им как «стремление» к бытию актуальному. Не подлежит сомнению, что здесь к понятию потенции, мощи, примешивается представление о стремлении, волевом влечении. Это усиливает дуализм Аристотеля, поскольку материя становится самостоятельным существом и субъектом наряду с разумом. .

Аристотель, подобно Платону, отправляется от основного дуализма, который проникает все его учение; но в то же время он сознает все трудности, сопряженные с дуализмом, и силится разрешить их. С этою целью он признает материю и форму, оба основных начала, соотносительными: материя есть «возможность», потенция формы и постольку предполагает форму; форма есть «действительность», или «энергия», материи, как, например, «душа» есть «энергия» живого тела, осуществление жизненной силы или «способности». Тем не менее вопрос об отношении чистой мысли, чистой энергии разума к

– 45 –

внешнему материальному миру остается невыясненным. Сам Аристотель сознает всю важность этого вопроса, в котором заключается проблема познания: если чистый разум не имеет ничего общего с вещами, если он абсолютно чужд им, отличен от них, то как может он мыслить их, объективно понимать или воспринимать их? [15] Ср. De anima III, 4, 429 22 и cл. Это капитальный вопрос для теории Логоса, для метафизики Разума.

Если человеческий разум испытывает действие вещей и в свою очередь воздействует на них, осуществляя свои цели в материальном мире, то ясно, что между вещами и разумом, между объектом и субъектом есть нечто общее (κοινόν τι), что посредствует их взаимодействию. В известном отношении мысль отождествляется с мыслимым объектом в процессе мышления; совершенное знание совпадает с действительностью вещей [16] Ib. 429b 30–430а 9; 431а 1; срв. Metaph. XII, 7, 1072b. . Единство субъекта и объекта, мышления и бытия предполагается, таким образом, в процессе познания: наша мысль воспринимает «мыслимое» в вещах; наш разум, как «форма всех форм», есть «восприемник» всего мыслимого – всех невещественных форм, определяющих собою «сущность» вещей (τὸ γὰρ δεκτικὸν τοῦ νοητοῦ καὶ τῆς οὐσίας νοῦς) {2} 2 то, что воспринимает мыслимое и сущность, есть ум (др.-греч.). .

Наш разум есть отчасти душевная способность , потенция нашего духа (ὁ καλούμενος τῆς ψυχῆς νοῦς) {3} 3 так называемый ум души (др.-греч.). , отчасти же он есть его деятельность , его высшая энергия. Как способность, разум субъективен, отличен от своих возможных объектов; как деятельность, он отождествляется с ними, т. е. становится объективной мыслью. Деятельное, актуальное мышление, или, как называет его Аристотель, «творческий ум» (νοῦς ποιητικός), есть то мышление, в котором совпадают субъект и объект, мыслящее и мыслимое (объект мысли есть мысль): такой ум, такое мышление, есть реальное условие всего познания и всего познаваемого мира.