Сергей Трубецкой - Учение о Логосе в его истории

Но здесь уже ставится вопрос веры, вопрос о том, был ли подвиг Христа лишь субъективно–нравственной победой, есть ли Голгофа лишь нравственная иллюзия, или же сам крест Христов свидетельствует о страшной реальности совершившегося, о реальности правды и добра, о реальности духа, о реальности Бога и человека во Христе? И если мы отвлечемся здесь от всяких предвзятых теологических суждений, если мы рассмотрим жертву Иисуса и судьбу Его со стороны чисто человеческой, углубившись

– 484 –

в то, что было действительно, чту Иисус действительно сделал, то и тут остановимся перед тем, что превышает нас, перед богосознанием Иисуса, которое преображает перед нами Его личность, светится из нее и является нам как бесконечно превосходящая нас духовная мощь. «Если хочешь познать Меня в Моем Божество, познай Меня в Моем страждущем человечестве» – вот одно из самых глубоких откровений средневековой религиозной мысли.

VII

Мы не будем распространяться здесь о том, каким образом христианская мысль выработала себе учение об искуплении. Это случилось лишь впоследствии. Сам Иисус говорит, что Он пришел «отдать свою душу во искупление многих», и засвидетельствовал это на прощальной вечере с учениками: «сие есть тело Мое, за вас ломимое» – «сия есть кровь Моя, кровь (нового) завета, за вас проливаемая». Каковы бы ни были споры о точном тексте этих слов, с ними несомненно связана мысль о жертве – жертве Богу за людей, а следовательно, и мысль об искуплении.

Но о самой тайне искупления Иисус ничего не говорит ученикам. Они пережили, испытали эту смерть – до тех пор они не могли понять ее смысла, – и свидетельство их об этой смерти тем и ценно, что смысл ее открылся им лишь впоследствии, на основании испытанного, пережитого. Предсказывая им Свою смерть, Иисус говорил им о Своем грядущем воскресении, – иначе как объяснить Его речи о славном пришествии Мессии? Но ученики, по–видимому, на этом не останавливались: в общее воскресение они верили и без того, а самая смерть Мессии представлялась им непонятной и недопустимой, как величайший соблазн. Они ждали при жизни Христа, что он внезапно явит Себя в силе и славе, и не им одним, а миру. Лишь впоследствии, когда они уверовали в воскресение Христа, явилась и новая оценка Его смерти. Крест стал победным знаменем, символом христианства, началом новой жизни и был принят как высшее откровение любви Отчей, торжествующей над миром и Его враждою (Римл. 5, 8). Смерть Христа была пережита, как искупление, и вскоре все воспоминания о земной жизни Его

– 485 –

побледнели перед проповедью Его Креста – как суммы Его учения. Апостол Павел не знает «Христа во плоти»: с него достаточно, что Он был Иисус, которого он гнал, был Христом, что Он был распят, умер и воскрес. В этом все евангелие Павла, пережитое им евангелие, в котором заключается для него вся полнота христианского учения и жизни. Когда оно открылось ему, он «не стал тогда же советоваться с плотью и кровью и не пошел в Иерусалим к прежде бывшим апостолам» (Гал. 1, 16, 17): его евангелие «не есть человеческое» (1, 12): это евангелие распятого и воскресшего Христа. Так сам Павел его понимает.

То, что было прежде величайшим безумием и соблазном, остается и теперь величайшим соблазном для человеческого рассудка: верить, что Иисус есть воистину Христос, Сын Бога живого, и признавать, что Он умер, – не есть ли это величайшее из противоречий, соединение двух несовместимых противоположностей? Одна из них необходимо упраздняется другою: нельзя действительно верить во Христа и не верить, что Он воскрес; нельзя видеть в Нем Божество и признать, что победа Его над смертью была не полною, а только субъективно–нравственной. Но самый факт смерти и страдания Христа остается и для верующих во всей своей парадоксальности и в силу самой веры получает для них мировое значение: раз противоречие между жизнью и смертью, между Богом и миром, или Богом и человеком, фактически разрешается во Христе, раз вся вражда в Нем побеждена и покрыта, то христианская мысль находит в нем ключ к разрешению всех противоречий бытия, всех нравственных вопросов человека. «Христос распятый» – «иудеям соблазн и эллинам безумие» – является верующим как «Божия сила и Божия мудрость» (1 Кор. 1, 24).

Отсюда для христианской мысли открывается бесконечное поприще: во Христе видит она «путь, истину и жизнь», источник жизни и воскресения. Он является ей как Богочеловек, осуществивший в Себе совершенный союз Бога и человека. Она признает в Нем Царя, священника, принесшего божественную жертву и основавшего новое, истинное служение Богу, пророка, открывшего миру Отца. Наконец, она признает в нем более, чем пророка или носителя слова Божия, она видит в Нем самое

– 486 –

воплощенное слово, нераздельно соединившееся с Его духом, со всем Его одухотворенным существом. Поскольку в Нем осуществилась «истина и благодать», благоволение Божие или предвечная благая мысль Божия о мире и человеке, Он определяется как самая эта Мысль, истинный Разум, или божественный Логос.

Логос греческой философии был лишь умозрительной гипотезой, предметом умозрения, Евангельский Логос определяется как начало действительной жизни, составляющее предмет опыта и религиозной оценки, осязаемое в своей действительности: «о том, что было от начала, что мы слышали и видели своими глазами , что мы смотрели , что руки наши осязали , о Слове жизни – ибо жизнь явилась , и мы видели и свидетельствуем и возвещаем вам жизнь вечную, которая была у Отца и явилась нам – что мы видели и слышали, возвещаем вам, дабы и вы имели общение с нами» (Иоан. 1, 1–3). Так говорит апостол слова.

Учение о Христе раскрывается в апостольской церкви не как результат умозрительных гаданий или предположений о Нем, а как результат религиозной оценки Его слова и дела и результат пережитого нравственного опыта. Иисус был признан подлинным Сыном Божиим, и Его Богосознание – подлинным Богосознанием. Отсюда вытекает вся Христология апостольской церкви, завершающаяся учением о Логосе: ибо и это учение заключает в себе не что иное, как признание абсолютной истинности или абсолютной подлинности Богосознания Христа, связанного с Его личным Самосознанием: на основании евангелия это Богосознание Христа признается божественным, определяется как сознание Самого Бога о Себе или Логос Божий.

Но история учения апостольской церкви, определяющегося нормами евангелия, равно как развитие христианской мысли последующего времени в ее соотношении с греческой философией, должна составить предмет особого исследования.

– 487 –