Вэй Вэй - Неискушенно мудрые

— Не осел, а просто маленький бельчонок, воображающий себя метафизиком.

— Чокнутый [3] Nuts (англ.) — «орехи» (прям, знач.), «чокнутый» (перен.). — Прим. перев. ! — сказала сова. — Это все от питания орехами.

— А мне это показалось вполне разумным, — возразил кролик.

— Конечно, это кажется разумным, — ответила сова, — потому-то оно таковым и не является.

— Как это? — спросил кролик.

— То, что кажется «разумным», неизбежно относительно, а то, что относительно, не истинно, — объяснила сова.

— Но разве забыть что-не-есть-я и вспомнить кто-я-есть — это не то, что я должен делать?

— Нет ничего, что ты должен делать, — проухала сова, и в ее огромных глазах засверкали молнии. — Кто «ты» такой, чтобы делать что-либо? Все, что ты «делаешь», делается каким-то «тобой», даже если Я есть это деяние. Относительно нет ничего, что «ты» можешь сделать!

— И что? — спросил кролик уныло.

— Не пытайся ничего «делать». Все, что ты «делаешь», будет неизбежно неправильно, — настаивала сова, — поскольку «ты» делаешь это!

— Тогда что я должен не делать? — спросил кролик ошеломленно.

— Не пытайся ничего делать или не делать. Довольствуйся тем, чтобы просто БЫТЬ, тогда это и будет то, что ты ЕСТЬ! — сказала сова непреклонно.

— Откуда ты это знаешь? Ты Бог? — спросила белка, выглядывая из-за дерева.

— Определенно Я Бог, — ответила сова. — А почему ты спрашиваешь?

— Потому что только Бог может знать такие вещи! — ответила белка иронично.

— Только Бог! — фыркнула сова, от негодования расправляя свои большие крылья. — Я не только Бог! Быть Богом — всего лишь одна из моих функций, так же как быть Дьяволом, к тому же довольно утомительная! Слишком относительно.

— Тогда кто ты есть, когда ты не «относительно»? — спросила белка, разгрызая орех с рассчитанным безразличием.

— Я есть абсолютно, — ответила сова сурово. — Как Бог, Я отвечаю на прошения или игнорирую их, а также выполняю подобные относительные задачи. Абсолютно — Я просто ЕСТЬ.

— Похоже, ты много знаешь об этих двуногих монстрах, которые готовят нас в горшках и поджаривают на вертелах. Откуда? — спросил кролик.

— Я знаю все, — ответила сова со скромной простотой.

— Но откуда ты знаешь это? — настаивал кролик.

— Знание — это «знание» того, что Я не могу знать, — ответила сова категорически. — Ты тоже, как Я.

— А они «просветленные»? — спросил кролик.

— Даже они, — ответила сова печально, — только они и этого не знают.

— А они знают, что мы такие?

— По крайней мере один из них, индийский мудрец, знает. [4] Речь идет о Шри Рамане Махарши. — Прим. перев.

— Откуда он это знает? — спросил кролик.

— Он просто «знал» это, — ответила сова. — У него был друг — корова по имени Лакшми, и когда она умерла, он велел похоронить ее рядом со своей матерью, где были похоронены только так называемые «просветленные».

— А другие люди поняли?

— «Другие» не могут понять, — объяснила сова, — только Я могу.

— Тогда, если они не понимают, что они думают?

— Они думают, потому что «хотят» думать, и не могут не думать, потому что обусловлены думать, и они воображают, что когда феномен, растянутый в пространстве-времени, вдруг начинает осознавать то-что-он-есть, значит он стал «пробужденным», «просветленным», «освобожденным» или как им еще нравится это называть.

— А он не стал осознавать то-что-он-есть? — спросил кролик.

— Никакой феномен никогда не делал этого, не делает и никогда не сделает — в пространстве-времени!

— Почему так? — спросил кролик в замешательстве.

— Потому что только то-что-он-есть может осознавать то, что он есть, через феномен, разумеется! — ответила сова, поворачивая голову и фиксируя кролика пронизывающим взглядом своих сияющих глаз. — Разве ты не видишь, что для этого он должен обязательно быть?

— Тогда что такое «быть просветленным»? — спросил кролик.

— Быть тем-что-ты-есть, конечно же, — ответила сова.

— И что это такое? — настаивал кролик.

— Вообще ничто, — ответила сова. — Чем ты вообще можешь быть?

— И кто может быть этим чем-то? — добавил кролик спонтанно. — Но тогда что оно может делать? — спросил он торопливо, будто устыдившись.

— Делать? — сказала сова тихо. — Оно может сказать то, что ты только что сказал, не думая о том, что говорил!

— Так это было?.. — задумался кролик.

— Это было, — констатировала сова, — но, конечно же, не словами и не говорением.

— Тогда что сказало это? — продолжал настаивать кролик, помахивая ушами.

— Я, — отрезала сова, закрывая глаза и отворачиваясь.

— Береги голову! — предостерег сову кролик, когда ветка над ней начала обламываться.

— У меня нет головы, — заявила сова категорично.

— Нет? — удивился кролик, глядя на нее вверх.

— То, на что ты смотришь, только кажется существующим в твоем аспекте ума, — ответила она, — чисто феноменальном и концептуальном.

— Значит, для себя ты безголовая? — спросил кролик.

— Как и ты — если только ты посмотришь и увидишь, — ответила сова терпеливо.

— Кажется, действительно так, — согласился кролик. — А как это работает?

— Это не работает, — ответила сова. — Я есть отсутствие моей головы. И все, что находится в нем! — добавила она в заключение.

— Кто-нибудь кроме нас знает об этом? — спросил кролик, медитативно пожевывая стебель фасоли.

— Один двуногий мудрец из Англии [5] Имеется в виду Дуглас Хардинг, первая книга которого вышла под названием «Жизнь без головы». — Прим. ред. даже настолько разумен, чтобы учить этому, — сказала ему сова.

— А они ему верят? — спросил кролик, поднимая одно ухо.

— Слишком сильно обусловлены, — ответила сова, хлопая крыльями, — но многие поняли. Это прямой путь внутрь, известный древним мудрецам, но в первую очередь это опыт.

— А как же тогда остальная часть нас — я имею в виду лишенная головы? — спросил кролик задумчиво.

— Выглядит как обычно: объектная видимость в уме.

— Но тогда мы свободны? — спросил кролик, подпрыгнув.

— Я никогда не была несвободной, — проухала сова категорично, складывая крылья.

— А хвоста у меня тоже нет? — спросил кролик шаловливо.

— У тебя ничего нет, — проухала сова, поворачивая голову и уставясь на него своими огромными глазами. — Нет никакого «тебя», чтобы иметь «что-то», и нет никакого «что-то», что мог бы иметь какой-то «ты»! Более того, тот хвост, который, по-твоему, у тебя есть, вообще не стоит того, чтобы о нем беспокоиться.

— Грустно! Бедный старый фазан! — вздохнул кролик. — У него был такой замечательный хвост!