Герберт Маркузе - Эрос и цивилизация. Одномерный человек

Эта концепция имеет далеко идущие последствия для метода и содержания социальной науки. Срывая идеологический покров и изучая строение личности, психология приходит к разложению индивида: его автономная личность предстает застывшей манифестацией подавления человечества в целом. Самосознание и разум завоевали и сформировали исторический мир в образе подавления, как внешнего так и внутреннего. Действуя как агенты господства, они принесли права и свободы (и значительные), которые выросли на почве порабощения и сохранили знак своего рождения. Именно эти импликации фрейдовской теории личности вызывают беспокойство. «Разлагая» идею Я-личности на ее первичные компоненты, психология обнажает субиндивидуальный и доиндивидуальный факторы, которые (в значительной степени бессознательно для «Я») в действительности составляют индивида и, следовательно, власть всеобщего внутри и над индивидами. Это открытие подкапывается под один из прочнейших бастионов современной культуры — а именно под понятие автономного индивида. Критические усилия теории Фрейда здесь направлены на то, чтобы увидеть за окостеневшими социологическими концепциями их историческое содержание. Предмет его психологии — не конкретный и завершенный индивид, существующий в частной и публичной среде, поскольку это скорее скрывает чем обнаруживает сущность и природу личности. Здесь — конечный результат долгих исторических процессов, которые отложились в системе человеческих и институциональных реальностей, составляющих общество, и эти процессы определяют личность и ее отношения. Следовательно, для того чтобы понять их так, как они есть, психология должна их оживить, добравшись до их скрытых источников. Благодаря этому психология открывает, что детский опыт, имеющий определяющее значение, связан с опытом вида и что индивид живет общей судьбой человечества. Прошлое определяет настоящее, ибо человечество еще не сумело овладеть своей собственной историей. Для Фрейда общая судьба кроется в устремлениях инстинктов, но они сами подвержены историческим «модификациям». А в начале их развития стоит опыт господства, символизируемый первобытным отцом, — яркое выражение Эдиповой ситуации, которая не поддается окончательному преодолению, ибо зрелое «Я» цивилизованной личности все еще хранит архаическое наследие человека.

Если упустить из виду эту зависимость «Я», то можно неверно истолковать усиливающийся в последних работах Фрейда акцент на автономии зрелого «Я» как оправдание забвения наиболее развитых концепций психоанализа (именно такое отступление осуществили культурологически ориентированные и интерперсональные течения). В одной из своих последних работ [79] Analysis Terminable and Interminable // Collected Papers. London: Hogarth Press, 1950, V, 343. Фрейд говорит, что не все модификации «Я» «приобретаются в защитных конфликтах раннего детства». По его мнению, «всякое индивидуальное „Я“ изначально наделено собственными особыми наклонностями и тенденциями» и что в «Я» существуют «первичные врожденные вариации». Однако эта новая автономия «Я», кажется, превращается в свою противоположность: вовсе не отказываясь от понятия сущностной зависимости «Я» от доиндивидуальных, родовых констелляций, Фрейд усиливает роль этих констелляций в развитии «Я». Он истолковывает врожденные вариации «Я» в терминах «нашего „архаического наследия“» и считает, что «даже до существования „Я“ его наклонности, линии развития и реакции уже определены» [80] Ibid., pp. 343–344. Курсив мой. — Примеч. авт. . Разумеется, кажущееся возрождение «Я» сопровождается акцентированием «задатков первобытного человека, содержащихся в архаическом наследии». Когда на основе врожденной структуры «Я» Фрейд делает заключение, что «топографическая дифференциация „Я“ и „Оно“ теряет большую часть своей ценности для нашего исследования», то, как нам кажется, это уподобление «Я» и «Оно» изменяет соотношение между двумя психическими силами скорее в пользу «Оно», чем «Я», родовых, а не индивидуальных процессов [81] В своей работе «Mutual Influences in the Development of Ego and Id» Хайнц Хартманн подчеркивает филогенетический аспект: «Дифференциация „Я“ и „Оно“, развившаяся вследствие процесса эволюции на протяжении сотен тысяч лет, существует в форме предрасположения, как часть врожденного характера человека». Однако он склоняется к «первичной автономии в развитии „Я“». См. работу Хартманна в: The Psychoanalytic Study of the Child, Vol. VII. New York: International Universities Press, 1952. — Примеч. авт. . Ни одна часть теории Фрейда не встречала столь активное неприятие, как идея о сохранении архаического наследия, т. е. фрейдовская реконструкция предыстории человечества от первобытной орды к цивилизации через отцеубийство. Слишком очевидны, а возможно, и непреодолимы трудности научной верификации или даже логического согласования. Кроме того, их усиливают табу, с которыми фрейдовская гипотеза так успешно борется: ведь она возвращает не к образу рая, утраченного человеком вследствие своего греха перед Богом, но к господству человека над человеком, установленному вполне земным отцом-деспотом и увековеченному безуспешным и незавершенным восстанием против него. «Первородный грех» был совершен перед человеком, но его нельзя считать грехом, потому что тот, на кого он был направлен, сам был виновен. Эта филогенетическая гипотеза показывает, что зрелая цивилизация все еще обусловлена архаичной психической незрелостью. Память о доисторических побуждениях и поступках не покидает цивилизацию. Вытесненное возвращается, и индивид все еще терпит наказание за побуждения, которые он давно обуздал, и поступки, которые он никогда не совершал.

Поскольку гипотеза Фрейда не подтверждается никакими антропологическими данными, ее можно было бы полностью отбросить. Но тот факт, что она расчленяет в последовательность катастрофических событий историческую диалектику господства и тем самым освещает до сих пор необъяснимые аспекты цивилизации, придает ей символическую ценность. Только в этом смысле мы используем антропологическую спекуляцию Фрейда. Возможно, что архаические события, постулируемые гипотезой, всегда будут вне досягаемости антропологической верификации, но последствия, с ними связываемые, являются историческими фактами, и интерпретация последних в свете гипотезы Фрейда придает им значение, которым не следует пренебрегать, ибо оно предуказывает историческое будущее. И если гипотеза кажется вызывающей здравому смыслу, то этот вызов — напоминание об истине, забыть которую его научили.

Согласно построению Фрейда, первая группа людей была создана и удерживалась насильно навязанной властью одного индивида над другими. В какой-то момент существования родового человека жизнь была организованна на основе господства. И этим завоевавшим господство над другими был отец, т. е. человек, который владел желанными женщинами и который вместе с ними производил и берег жизнь сыновей и дочерей. Отец монополизировал право обладания женщиной (высшим удовольствием) и подчинил остальных членов орды своей власти. Был ли его успех следствием того, что он не допустил их к высшему удовольствию? В любом случае для группы как целого монополизация удовольствия означала неравное распределение неудовольствия: «Судьба сыновей была сурова; когда они возбуждали ревность отца, то или умерщвлялись, или кастрировались, или изгонялись. Им ничего не оставалось, как сосуществовать в малых сообществах и добывать себе жен грабежом…» [82] Человек Моисей и монотеистическая религия, с. 206. — Примеч. авт. Теперь, какую бы работу ни предстояло совершить первобытной орде, ее бремя ложилось на сыновей, которые, будучи недопущенными к удовольствию, оставленному для отца, стали «свободными» для того, чтобы направить энергию инстинктов на не приносящую удовольствия, но необходимую деятельность. Ограничение удовлетворения инстинктивных потребностей, насильно установленное отцом, таким образом, не только само явилось результатом господства, но и создало психические предпосылки длительного функционирования последнего.