Владислав Бугера - Сущность человека

К чему направлена эта тенденция? Обратимся к истории, и пусть нашим экскурсоводом по ней будет только что цитированный нами в примечании Г. К. Ашин — солидный, до мозга костей буржуазный профессор МГИМО, которого никак не обвинишь в любви к революциям и революционерам:

«Крах самодержавия во многом был связан с крахом закрытой сословной элиты. Среди контрэлиты, возглавившей борьбу не элит, прежде всего рабочего класса, крестьянства, победителями оказались левоэкстремистские силы во главе с большевиками.

…послереволюционная система рекрутирования элиты была менее закрытой, чем дореволюционная. Возможность элитной карьеры открылась перед гораздо большей частью населения страны, чем до революции. …Можно даже утверждать, что в историческом плане это было бы шагом вперед» 107 .

Складывается такое впечатление, что образ нашего будущего в XXI веке мы можем увидеть в нашем прошлом всего лишь столетней давности. Однако этому впечатлению вроде бы противоречит тот факт, что современный пролетариат республик бывшего СССР весьма пассивно — не в пример пролетариату бывшей Российской империи сто лет назад — переносит все издевательства со стороны своих эксплуататоров.

Почему дело обстоит именно так — и будет ли оно обстоять так и дальше? Об этом речь пойдет в следующей главе.

Начнем с вопроса: почему российский пролетариат с изумительным терпением и покорностью сносил все обрушившиеся на него в 1990-е годы ужасы — и так и не восстал против них?

Самым простым — и самым нелепым — решением этой проблемы было бы утверждение, что если пролетариат ведет себя не так, как мы того ожидаем, значит, это и не пролетариат вовсе. Пролетариата в России нет, он исчез, испарился, растаял, — так любят говорить многие.

Нелепость данной идейки слишком очевидна, чтобы с нею серьезно спорить. Если нет пролетариата, за чей счет жирует буржуазия? Кто работает на нее на заводах, получает нищенскую зарплату и производит прибавочную стоимость? Пролетариат как экономический класс буржуазного общества, за счет труда которого существует все это общество, не может исчезнуть, пока существует капитализм. Исчез пролетариат как политическая сила, борющаяся за уничтожение капитализма. Пролетариат как класс наемных рабов капитала существует, революционного и социалистического пролетариата нет.

Исчезновение революционно-социалистического пролетариата было замечено на Западе еще более 100 лет тому назад. Первыми это увидели те, кто хотел увидеть, — всевозможные буржуазные и реформистские идеологи, для которых революционно-социалистический пролетариат представлял смертельную угрозу. Будучи идеологическими прислужниками капитала, они объясняли утрату революционности пролетариатом стран развитого капитализма тем, что этот капитализм излечился от пороков раннего капитализма, стал «демократическим» и «цивилизованным», осуществил прогрессивные социальные реформы, резко повысил уровень жизни рабочих, и те перестали быть не имеющими ничего, кроме своих цепей, пролетариями, перейдя в довольный и процветающий средний класс, не испытывающий нужды в какой-либо революционности 2 .

На самом деле причины утраты революционности западным пролетариатом были противоположны тем, о которых говорят прислужники капитала. Пролетариат в развитых капиталистических странах потерял революционность вовсе не потому, что якобы избавился от тягот капитализма, а, напротив, потому, что куда более разобщен внутри себя — и, следовательно, куда более подчинен и раздавлен капитализмом, чем пролетарии XIX века . И уж совершенно очевидно, что объяснение утраты пролетариатом революционности повышением его жизненного уровня не имеет никакого отношения к реалиям жизни современного российского пролетариата.

Жизненный уровень российского пролетариата не рос, а катастрофически рухнул. Работать он должен больше и тяжелее, зависимость его от начальства сильнее и ощутимей, а зарплата за этот каторжный подневольный труд намного меньше, чем в доперестроечные годы. Но, несмотря на такое катастрофическое ухудшение жизни российского пролетариата, его классовая активность, способность бороться за свои классовые интересы и свои классовые идеалы намного меньше, чем была даже в 1989–1991 гг.

Вот как описывает парадоксальность ситуации левый историк А. В. Гусев:

«Ситуация выглядит парадоксально: ведь главные объективные условия, которые должны способствовать распространению социалистических идей, казалось бы, налицо. Во-1-х, в стране имеется многочисленный класс наемных рабочих, ядро которого составляет индустриальный пролетариат. К концу 80-х годов в СССР насчитывалось 80–85 миллионов рабочих и 25–30 миллионов работников умственного труда, не связанного с руководящими функциями. Эти категории составляли 90% всего занятого населения. Советский пролетариат отличался высокой степенью урбанизации: 80% его проживало в городах и было охвачено городской культурой. Десятки миллионов наемных рабочих были встроены в ту же организацию труда, что и во всех промышленно развитых странах. По уровню образованности советские рабочие не уступали западным: 70% из них имели среднее или среднее специальное образование. Во–2-х, положение этого класса на протяжении 90-х годов неуклонно ухудшалось: достаточно сказать лишь о сокращении реальных заработков рабочих более чем на 60%, массовых увольнениях, повсеместных невыплатах заработной платы.

На рубеже 80-90-х годов многим наблюдателям представлялось, что столь мощный класс имеет все необходимое, чтобы стать одной из самых активных сил в обществе. Если сто лет назад гораздо менее многочисленным и образованным российским рабочим удалось объединиться в сильное движение и создать массовые социалистические организации, то почему не ожидать от их современных потомков еще более внушительных успехов?…

Надо признать, что в то время подобные оценки имели под собой некоторые основания…

…быстрое нарастание активности трудящихся, легкость образования в их среде организационных структур, практически молниеносная политизация движения — все в начале 90-х гг., казалось бы, говорило о том, что рабочему движению уготовано большое будущее. Можно было ожидать, что, столкнувшись с последствиями введения рыночной экономики, наемные работники скоро освободятся от иллюзий о „спасительной роли рынка“ и, в соответствии со своими изначальными социалистическими устремлениями (автор, похоже, придерживается иллюзии, что „социалистические устремления“ почему-то должны быть присущи трудящимся априори и изначально. Как мы увидим, это не так. — В. Б.), придут к пониманию необходимости альтернативного общественного устройства. Сумев покончить с тоталитаризмом, они уж тем более смогут отстоять свои права и интересы в условиях демократии (Как видим, Гусев, при всей своей академической левизне, разделяет буржуазные иллюзии о демократии. — В. Б.). Реалии постсоветского развития, однако, опрокинули такие прогнозы целиком и полностью.