Джон Робинсон - Быть честным перед Богом

Я потому подчеркиваю эту мою отправную точку, что, оказывается, во многом к таким же выводам пришел совсем с другой стороны мой собрат-англиканин доктор Джон Рен-Льюис [31], молодой ученый-технолог и светский богослов. Его статьи и выступления по радио с язвительной критикой нынешней религиозной среды привлекли в последние годы определенное внимание. Путь своего духовного становления он описал в статье, которая вошла в сборник под названием “Они стали англиканами” [32]. Если не считать того, что оба мы, с разницей в несколько лет, родились в графстве Кент, то вряд ли можно подыскать более несходные пути в жизни. Я родился в самом сердце церковного “истэблишмента” — на подворье Кентерберийского собора; он же — сын водопроводчика, выросший в стороне от церкви со всем ее буржуазным этосом. Он — химик, мирянин, “обращенец”. Я же не занимался всерьез естественными науками и никогда в жизни не предполагал для себя иного пути, кроме пути священника; и сколь бы я ни тяготел к радикализму в теологических вопросах, по природе я все же отношусь к разряду “однажды”, а не “дважды рожденных”. Я никогда всерьез не сомневался в основополагающей истине христианской веры, хотя ее выражения я постоянно ставил под вопрос.

Однако, мне кажется, именно поэтому я скорее способен убедить обыкновенного “человека с улицы”, который без особых затруднений может признать то же, что и я: что мы действительно призваны совершить “коперниковскую революцию”. Никто из нас этому особенно не радуется, и я в самом себе очень даже сознаю всю силу инерции. Для меня это революция поневоле, пугающий масштаб которой я только-только начинаю понимать. Я хорошо знаю и то, что многие из моих слов будут поняты весьма превратно — и это естественно. Но у меня нет выбора: я не могу иначе. Я не претендую на то, чтобы знать все ответы наперед. Я пробираюсь вперед большей частью на ощупь и даже как бы повинуясь толчкам в спину. И всё, что я могу, — это постараться быть честным, честным перед Богом, честным, говоря о Боге и следовать своим убеждениям, к чему бы это ни привело.

Традиционное христианское богословие основывалось на доказательствах бытия Божия. Предпосылкой таких доказательств (если не логической, то психологической) было представление, что Бог может существовать или не существовать. Эти доказательства отталкивались от того, что существует несомненно для всех (мир), чтобы затем перейти к некоему Существу за пределами этого очевидного существования, Существу, Которое может быть или не быть. Цель такой аргументации — доказать, что Оно должно существовать, что Его бытие необходимо. Но за всем этим скрывается предположение, что есть некая потусторонняя Сущность или Существо, чье существование проблематично и нуждается в доказательствах. Но если бы такую Сущность и удалось доказать бесспорно, она не была бы Богом; это была бы лишь еще одна форма существования, которой, по-видимому, могло бы и не быть, — иначе зачем доказательства?

Итак, начать следует не с этого. Бог, по определению, есть последняя реальность. А доказывать, что последняя реальность существует, просто бессмысленно. Можно задать лишь такой вопрос: а какова последняя реальность? Например, как надо в конечном счете описывать то, что лежит в основе вещей и управляет ими: в личных или же в безличных категориях? Таким образом, основой вопрос теологии заключается не в установлении “существования” отдельной реальности, называемой “Бог”, а в прорыве к тому, что Тиллих называет “основой нашего бытия”.

Его взгляды по этому вопросу кратко изложены в начале второго тома “Систематической теологии” [33], где он вновь формулирует позицию, обоснованную им в первом томе, и защищает ее перед своими критиками.

Христианство, говорит он, традиционно выражалось на языке “супранатурализма”. Согласно этому представлению, на котором все мы воспитаны, Бог определяется как “Высшее Существо” — потустороннее, пребывающее выше этого мира и за его пределами, существующее само по себе, наряду со своим творением. Как Тиллих формулирует это в другом месте, Он представляется

“одним из видов бытия, а потому — частью всецелой реальности. Конечно, Он рассматривается как важнейшая часть, но все же часть, которая, как таковая, принадлежит структуре целого... Он рассматривается как некое Существо, имеющее свой мир, как некое Я, соотносимое с Ты, как некая причина, отдельная от следствия, как нечто, занимающее определенное место, но бесконечное во времени. Он — некий вид бытия, а не само бытие” [34].

Карикатурой такого образа мышления является деистическое представление об отношении Бога к миру. Здесь Бог — Высшее Существо, великий Архитектор, обитающий где-то за пределами мира — вроде богатого американского дядюшки, — который всё это запустил в оборот, а теперь время от времени вмешивается в происходящее и вообще показывает свою благожелательную заинтересованность.

Эту карикатуру не слишком трудно опровергнуть, сказав, что наша вера — не деизм, но теизм и что отношение Бога к миру целиком и полностью личное, а не отстраненно наблюдающее отношение часовщика к работе механизма, как то изображают деисты. Но это нехитрое дело — изменить “качество” отношения, оставив нетронутой основную структуру и продолжая изображать Бога как Особу, которая свысока посматривает на мир как на свое творение и любит его из своей потусторонности. Мы, конечно, знаем, что Он существует не в пространстве. Но тем не менее мы думаем о Нём как о чём-то отграниченном и отличном от других существ, как если бы Он существовал в пространстве. И это имеет определяющее значение. Его представляют как некое Существо, отдельное существование Которого сверх ряда вещей нуждается в подтверждении и доказательстве.

Трудно критиковать такой образ мыслей: пугает кажущийся подрыв всех основ христианства, слишком уж они переплетены в нашем сознании с этими представлениями. И, конечно, решаются на это прежде всего те, для кого отказ от этой супранатуралистической точки зрения и есть отказ от христианства. Люди, которые, по известному ответу Лапласа Наполеону, “не нуждаются в этой гипотезе”, нападают на нее со своей позиции, которую называют “натуралистической”. Самый влиятельный из сегодняшних представителей этой точки зрения в Англии, профессор Джулиан Хаксли [35], настойчиво противопоставляет “унитарный натурализм” “дуалистическому супернатурализму” [36]. Существование Бога как особого Существа, говорит он, — это ненужная идея, от которой следует отказаться: мир вполне адекватно можно объяснить и не прибегая к такому постулату.