Александр Бузгалин - Постмодернизм устарел...

Итак, именно из этого противоречия возникает возможность и необходимость постмодернистской методологии. Казалось бы, что тогда может предвещать её закат, если здесь так замечательно сочетается господствующая исследовательская парадигма, с одной стороны, реальная заинтересованность глобального капитала в этой парадигме — с другой стороны?

Прежде чем ответить на этот вопрос, подчеркну ещё один важный вывод. Господство постмодернистской парадигмы эпохи тотального рынка и гегемонии глобального капитала не просто смешивает сущность и явления, отрицая возможность их различения; оно создаёт объективную атмосферу, в которой возникновение любой системной, основанной на анализе реальных отношений и фактов научной картины становится невозможной, во всяком случае, в рамках постмодернистской методологии, господствующей ныне.

Тем самым эта система закрывает путь к возникновению любой системной господствующей и адекватной для реальных отношений идеологии. При этом существенно, что эта постмодернистская парадигма создаёт видимость отсутствия господствующей идеологии как идеологии господствующих социально-экономических сил и закрывает дорогу для возникновения оппозиционных идеологических, идейных, научных систем.

Автор, естественно, различает идеологию как превращённую форму общественного сознания и научно-методологическую парадигму. Но существенно и то, что, практически, на всём протяжении человеческой жизни та или иная общественно-научная парадигма получала то или иное идеологическое оформление. И понимая это различие, мы, тем не менее, не должны отбрасывать и наличие сложных диалектических прямых и обратных связей между научными парадигмами и их идеологическими спутниками.

После этой оговорки давайте поставим вопрос о том, что же всё-таки может эта постмодернистская методология означать для эпохи неолиберального реванша в идеологической сфере.

А здесь возникает достаточно простая связь. Претендующий на отсутствие идеологии, на внеидеологичность (вспомним, кстати, лозунг деидеологизации эпохи неолиберального восторга конца 80-х — начала 90-х годов в нашей стране) мещанин, обыватель, подчинённый системе и тотальной гегемонии капитала и, в частности, власти рынка, находит для своей ситуации адекватное научное подтверждение в методологической парадигме постмодернизма, которая отрицает в принципе возможность наличия единой научной парадигмы и сколько-нибудь целостной идеологической системы. Тем самым смыкаются внешне отстоящие друг от друга достаточно далеко формы общественного сознания обывателя эпохи системного бытия человека, подчинения человека тотальной гегемонии капитала, с одной стороны, и постмодернистская методология внешне абсолютно свободного творческого субъекта с другой стороны.

Здесь намечается ещё одна линия их единства. И тот, и другой внешне выступают как свободные агенты, будучи по сути подчинены системе. Если для обывателя это подчинение просматривается довольно очевидно — достаточно посмотреть на его вкусы, на то, как он живёт, что он покупает, какие ценности и мотивы господствуют в его поведении, — то для свободного художника, учёного и общественного деятеля, претендующего на реализацию постмодернистской модели, эта связь кажется уже гораздо менее очевидной. Между тем, она и здесь прослеживается достаточно чётко.

Прежде всего, она оказывается завязана на системное бытие такого интеллигента, который, по сути дела, отказывается от возможности целостного взгляда на окружающие его общественные отношения. Даже саму постановку проблемы о возможности их изменения методолог постмодернизма отрицает в силу того, что он не видит в них системы, которая способна оказывать какое-либо воздействие на индивида. Тем самым, по определению пассивное, не субъектное, а объектное, даже не анализирующее, но всего лишь наблюдающее, описывающее в любой из возможных форм бытие этого агента оказывается, по сути дела, сродни бытию обывателя.

И в этом своём бытии пассивного индивида, либо описывающего многообразие проявлений этой системы, либо послушно выполняющего ее правила, и обыватель, и постмодернистский методолог смыкаются в своём отрицании принципиальной возможности, а не только необходимости системного воздействия на окружающую его действительность. По сути дела, они отрицают саму возможность даже подхода к этой проблеме, даже постановки проблемы субъектной деятельности и осуществления поступка как действия, связанного не просто со свободой воли, но и с пониманием закономерностей той системы, на которую направлен поступок, стремясь либо развивать эту систему, либо изменять эту систему в том или другом направлении.

Тем самым постмодернистский индивид, будучи как обывателем, так и теортетическим адептом постмодернизма (или исследователем, придерживающимся постмодернистской методологии), оказывается принципиально внесубъектен, не способен на поступок и на сознательную свободную деятельность.

Этот вывод достаточно естественно вытекает из содержания данного текста, автор которого рассматривает понятие свободы и свободной деятельности, продолжая традиции гегелевско-марксистской логики, где свобода понималась не просто как «свобода от» или осознание необходимости, но и как возможность системного сознательного действия, направленного на преобразование необходимости в соответствии с её законами. Подробнее автор эту идею позитивной деятельностной свободы, опирающейся на работы не только Гегеля и Маркса, но и их творческих последователей, в том числе советский критический марксизм 60-х годов, развил в одной из своих работ, опубликованной в двух вариантах [4] Кратко — в журнале «Свободная мысль» (1999, Э 9. 10)и более подробно — в книге «Критический марксизм: продолжение дискуссий». М., Слово, 2001. .

А теперь поставим выглядящий отнюдь не очевидным вопрос: что же может тогда свидетельствовать о закате постмодернизма, если он адекватен неолиберальной модели, а эта модель господствует до сих пор?

Принципиально возможный ответ на этот вопрос должен звучать так: закат неолиберального реванша единственно может быть основой для заката методологии постмодернизма, если мы не рассматриваем оппозиционные течения и возможности возникновения альтернатив, как неолиберализму, так и постмодернизму. Эту вторую возможность мы рассмотрим в заключение работы, а сейчас обратимся к постановке проблемы, которая выглядит, как я уже сказал, отнюдь не очевидной.

2. Кризис неолиберализма: социальные корни заката постмодернизма.

По сути дела, символичной точкой для отсчёта нового летоисчисления в рамках позднего капитализма стал день 11 сентября, о котором все сегодня говорят как о феномене «9.11». Не случайно, что именно с этим названием вышли десятки статей в различных журналах и более солидных изданиях на Западе. Весьма символической оказалась и книга Ноама Хомского с аналогичным названием. Тем не менее, проблема «9.11» является не столь простой. Нас она интересует не только как содержательный вопрос о природе терроризма и так называемых антитеррористических акций со стороны Соединённых Штатов, но и как вопрос о том, может или нет рассматриваться этот пункт в качестве одного из свидетельств кризиса неолиберальной модели (и общественной жизни, и общественного сознания), господствовавшей на протяжении 80-х — 90-х годов прошлого столетия.