Марк Блок - Апология истории, или Ремесло историка

Метод историка находит свое выражение и в отборе источников, и в способе их интерпретации. Блок примыкает к ученым, решительно порвавшим с традицией старой историографии, которая читала историю прошлого вслед за хрониками. Обратимся к тому же Альфану. «Достаточно отдаться, так сказать, в распоряжение источников, читая их один за другим в том виде, как они дошли до нас, — писал он, — для того чтобы цепь событий восстановилась почти автоматически» [60]. Функция историка сводится по сути дела к роли пассивного регистратора единиц архивного хранения, пересказчика текстов.

Блок же сравнивает историка с судебным следователем. Подобно следователю, который не довольствуется версией обвиняемого и даже признаниями его, но ищет улики и старается раскрыть все обстоятельства дела, историк-исследователь тоже не полагается на одни лишь прямые высказывания источников, лежащие, так сказать, на поверхности. Он задает им все новые и новые, вопросы. Вопросник, если он умно составлен, — «магнит для опилок документов», выделяющий из них существенное. Чтобы добыть историческую истину, необходимо максимально активное обращение с памятниками. «Всегда вначале — пытливый дух» [61].

Но это пытливый дух строгого ученого. Книги Блока богаты идеями и гипотезами. Однако он неизменно следовал им же сформулированному «закону честности, который обязывает каждого историка не выдвигать никаких положений, которые нельзя было бы проверить» [62]. А вот одно из многих применений этого «закона честности». Остановившись перед трудным вопросом социальной истории средневековья и не решаясь дать на него ответ, Блок заявляет: «Я прошу извинения у читателя, но бывают обстоятельства, когда исследователь должен первым долгом сказать: „Я не нашел“. Здесь именно, такой случай, когда нужно признаться в незнании; но это в то же время является призывом продолжать исследование…» [63].

Любой исторический памятник может стать источником важных сведений, если знать, как к нему подойти, какие вопросы задать. «Все, что человек говорит или пишет, все, что он изготовляет, все, к чему он прикасается, может и должно давать о нем сведения» [64]. Исследование начинается не со «сбора материала», как часто воображают, а с постановки проблемы и с разработки предварительного списка вопросов, которые исследователь желает задать источникам.

Не довольствуясь тем, что обществу прошлого, скажем, средневековому, заблагорассудилось о себе сообщить устами хронистов, философов, богословов, вообще образованных людей, историк путем анализа терминологии и лексики сохранившихся письменных источников способен заставить эти памятники сказать гораздо больше, ответить на вопросы, которые интересуют современного исследователя, но от постановки которых само средневековое общество могло быть бесконечно далеко. Тем самым удается чрезвычайно углубить знания о прошлом.

Но дело не сводится к проникновению в особенности словаря изучаемой эпохи, — новые вопросы, которые исследователь ставит перед источниками, открывают в них новые, еще не исследованные пласты. Исторический источник в принципе неисчерпаем, — его познавательные возможности зависят от способности историков вопрошать их по-новому, подходить к ним с тех сторон, с которых ранее их не изучали.

«Мы ставим чужой культуре новые вопросы, каких она сама себе не ставила, мы ищем в ней ответа на эти наши вопросы, и чужая культура отвечает нам, открывая перед нами новые свои стороны, новые смысловые глубины. Без своих вопросов нельзя творчески понять ничего другого и чужого (но, конечно, вопросов серьезных, подлинных). При такой диалогической встрече двух культур они не сливаются и не смешиваются, каждая сохраняет свое единство и открытую целостность, но они взаимно обогащаются» [65]. Эти слова написаны в 1970 г. В 30-е — начале 40-х годов Блок был еще далек от понимания исторического познания как диалога культур, но неустанная его забота о повышении творческой активности историка, как кажется, в определенном смысле близка к подходу, сформулированному Бахтиным.

Блок не ограничивается призывом расширить круг источников и пересмотреть методику их изучения. Характернейшей его чертой как ученого и как личности (коль скоро такое разграничение вообще имеет смысл) было единство слова и дела, отвечавшее цельности его новаторской натуры. В своих статьях и книгах он дает предметный урок применения оригинальных методов отбора и трактовки исторических памятников и их обработки. «Если я убежден, что историку, равно как и любому исследователю, необходимо время от времени останавливаться, чтобы поразмыслить над своей наукой и лучше понять ее методы, то мне не менее ясно, что лучший способ проверить правильность избранного направления — это идти вперед». [66]

Мощно раздвигая рамки исторического исследования, Блок обнаруживает новые перспективы — под покровом феноменов, достаточно четко понимаемых людьми, лежат потаенные пласты глубинной социальной структуры, которая в конечном счете детерминирует изменения, происходящие на поверхности общественной жизни. Заставляя прошлое «проговориться» о том, чего оно не сознавало или не собиралось высказать, историк получает такие исторические свидетельства, которые обладают особой ценностью в силу большей своей объективности. В самом деле, источник, интерпретированный методами традиционной историографии, сообщает нам лишь то, что прошло через рефлексию его творца — историка, писателя, законодателя, нотариуса, и поэтому неизбежно окрашен его взглядами и интересами; он уже содержит истолкование фактов, о которых повествует. Когда же историку удается «подслушать» прошлое, а также когда он изучает всякого рода материальные предметы, он вступает в более непосредственный контакт с изучаемым им обществом и получает неотфильтрованные фрагменты подлинной исторической действительности.

Орудия труда, другие предметы, изучаемые археологией, карты и аэрофотоснимки древних полей, терминология источников, данные топонимики, фольклора, короче, все «остатки» прошлого — это опорные пункты для мысли исследователя. Знаковые системы, воплощенные в языке, или ритуалы образуют объективные, независимые от оценочных суждений связи, которые исследователь вскрывает, минуя посредника, так сказать, из первых рук. Мы познаем их сами. «Здесь нет надобности призывать в качестве толмача ум другого, — говорит Блок. — Вовсе неверно, будто историк обречен узнавать о том, что делается в его лаборатории, только с чужих слов. Да, он является уже тогда, когда опыт завершен.

Но если условия благоприятствуют, в результате опыта наверняка получится осадок, который вполне можно увидеть собственными глазами» [67].