Дайзетцу Судзуки - Дзен-буддизм и психоанализ

Эта книга родилась из материалов конференции, посвященной проблемам взаимоотношения дзен-буддизма и психоанализа.

Конференция была организована отделением психоанализа медицинской школы Автономного национального университета г. Мехико и проходила в первую неделю августа 1957 г. в Куэрнаваке (Мексика) [1] В конференции приняло участие более 50 психиатров и психологов из Мексики и США. Большинство из них — психоаналитики. Помимо публикуемых в настоящем издании были зачитаны и обсуждены следующие доклады: М. Грин. Корни концепции Я Салливана. Дж. Кирш. Роль аналитика в психотерапии Юнга. И. Прогофф. Психологическая динамика дзен. Понятие невроза и лечения у Юнга. К. Селвер. Сенсорное сознание и функции тела. А. Станкард. Мотивация лечения. Э. Таубер. Понятие лечения у Салливана. П. Вейш. Вклад Георга В. Гроддека. Мы публикуем только три доклада, имеющие непосредственное отношение к дзен-буддизму, отчасти вследствие ограниченности места, отчасти потому, что без текста дискуссий, развернувшихся вокруг других выступлений, трудно добиться связного изложения последних. .

В 30-е годы любой психолог изумился бы — или даже был бы шокирован, — узнай он, что его коллеги интересуются «мистической» религиозной системой вроде дзен-буддизма. Он еще больше удивился бы, узнав, что присутствовавшие на конференции по большей части не просто «интересовались», но были по-настоящему увлечены обсуждавшимися проблемами; что неделя, проведенная с доктором Судзуки, и знакомство с его идеями оказали на них самое освежающее и стимулирующее воздействие, если не сказать больше.

Причины таких перемен в психоанализе обсуждаются в этой книге, прежде всего в моем докладе. Если их кратко суммировать, то следует выделить следующие факторы: развитие психоаналитической теории, изменения, происшедшие в интеллектуальной и духовной атмосфере на Западе, влияние работ доктора Судзуки, книги, лекции и сама личность которого познакомили западный мир с дзен-буддизмом.

Предполагалось, что каждый участник конференции был в какой-то мере знаком с публикациями доктора Судзуки, как и, вероятно, многие читатели этой книги. Публикуемые здесь лекции отличаются от других его работ тем, что в них особое внимание уделяется психологическим проблемам (бессознательному, Я). Кроме того, они были адресованы небольшой группе психоаналитиков и психологов, вопросы и запросы которых стали известны доктору Судзуки за неделю дискуссий и бесед. В результате эти лекции будут иметь особую ценность для психиатров и психологов, а также для всех мыслящих людей, которые интересуются проблемой человека. Хотя лекции не «легки» для чтения, но они подводят читателя к тому пункту в понимании дзен-буддизма, начиная с которого он может продолжить собственные изыскания.

Две другие части книги вряд ли требуют какого-либо комментария. Следует отметить только, что, если публикации доктора Судзуки и Р. де Мартино представляют собой буквальное изложение их выступлений (в лекциях Судзуки изменены только прямые обращения к слушателям), то мой доклад был полностью переработан. Изменения затронули и его объем, и его содержание. Главной причиной таких изменений была сама конференция. Знакомство с литературой о дзен-буддизме, стимулирующее воздействие самой конференции — так же как и последующие размышления — привели к тому, что я расширил текст и кое в чем пересмотрел свои идеи. Это касается не только моего понимания дзен, но и некоторых понятий психоанализа, проблем трактовки бессознательного и его трансформации в сознание, а также цели психоаналитической терапии.

Эрих Фромм

Многие видные мыслители Запада, каждый со своей точки зрения, подходили к изъеденной временем теме «Восток и Запад», но, насколько мне известно, было сравнительно немного писателей с Дальнего Востока, считавших свои воззрения именно восточными. Этот факт побудил меня к выбору данной темы, предваряющей все дальнейшее.

Басе (1644–1694), великий японский поэт XVII века, сочинил однажды стихотворение из семнадцати слогов, известное как хайку, или хокку.

В переводе оно звучит примерно так:

Возможно, Басе шел по проселочной дороге, когда заметил нечто малоприметное у изгороди. Он подошел поближе, всмотрелся и обнаружил дикое растение, довольно заурядное и обычно не замечаемое прохожими. Этот простой факт и описан в стихотворении, которое лишено какого-либо особого поэтического чувства, быть может, за исключением последних двух слогов, по-японски kana. Эта частица, связываемая обычно с существительным, прилагательным или глаголом, означает чувство восхищения или похвалу, печаль или радость. Иногда ее вполне уместно переводить знаком восклицания. В данной хайку весь стих заканчивается этим знаком.

Чувство, проходящее сквозь эти семнадцать, вернее, даже пятнадцать слогов с восклицательным знаком в конце, трудно передать тем, кто не знаком с японским языком. Постараюсь объяснить, насколько смогу. Сам поэт мог бы не согласиться с моей интерпретацией, но это не так уж важно, если есть хоть кто-нибудь, понимающий эти строки так же, как и я.

Прежде всего, Басе, как и большинство японских поэтов, был поэтом природы. Он так любит природу, что чувствует свое единство с нею, ощущает каждый удар пульса в жилах природы. Большинство людей Запада могут выделить себя из природы. Они полагают, что у человека и природы нет ничего общего, кроме некоторых аспектов, связанных с желанием, что природа существует только для использования ее человеком. Людям Востока природа очень близка. Это чувство природы пробудилось, когда Басе обнаружил неприметный цветок, распустившийся у старой, полуразрушенной изгороди возле отдаленной сельской дороги и цветущий так невинно, так непритязательно — совсем не желая, чтобы его кто-нибудь заметил. И все же, если посмотреть на него, — как он нежен, как полон божественной славы и величия — славнее Соломона! Уже его скромная, неброская красота вызывает искреннее восхищение. В каждом лепестке поэт может прочесть глубочайшее таинство жизни или бытия. Сам Басе мог этого не осознавать, но я уверен, что сердце его в то время волновали чувства, родственные тем, которые христиане могли бы назвать божественной любовью, достигающей последних глубин космической жизни.