Евгений Богат - Мир Леонардо. Книга 1

Но между этими двумя строками жизнь настолько странная, не остросюжетная, не авантюрно-детективная, чем отличаются биографии людей итальянского Ренессанса, а именно странная, не поддающаяся стройному или систематическому анализу, что для постижения ее, наверное, нужны — понимал я все полнее — иные решения.

От строгого хронологического повествования удерживало меня и то обстоятельство, что в этом стиле выдержаны почти все жизнеописания Леонардо, начиная от самого известного из них — пера Джорджо Вазари.

Располагая большой «библиотекой по Леонардо» (я собирал ее более тридцати лет), удержаться от соблазна изложения биографии, основанного на фактах, описанных уже тысячи раз, было нелегко.

Но чем основательнее я погружался в жизнь Леонардо, тем ощутимее становился подводный риф, о который разбивался замысел строгого хронологического повествования: множество раз описанное не обладало неопровержимой достоверностью.

Личность, которой посвящено более трех тысяч томов, оставалась загадочной.

Я избрал иную композицию, основанную на логике моего постижения этой судьбы, имея в виду в большей степени жизнь духа, не поддающуюся систематизации.

Помнится, Паустовский делился с читателем замыслом написать о чем-нибудь, не помышляя о канонах и традициях, настолько раскованно, когда рука повинуется лишь игре мысли.

Я решил написать раскованно не потому, что этого хочет мое авторское «я», а потому, что этого, как мне кажется, хочет личность самого Леонардо.

Я вглядывался в его жизнь, различая в ней все новые образы мира и не помышляя о том, чтобы уложить их в некую тесную систему. Леонардо учит видеть, в том числе видеть в одной человеческой жизни больше, чем…

Начнем не с первой строки его сложного и странного земного странствия, а с последней.

Он умер в Амбуазе 2 мая 1519 года… И был похоронен, согласно завещанию, в одной из амбуазских церквей, в часовне. Эта церковь была разрушена в 1808 году.

«В это время, — отмечает Жозефен Пеладан, один из исследователей жизни Леонардо, — все амбуазские дети играли вместо игрушек человеческими костями…»

Может быть, они играли и костями Леонардо…

Но поклонники великого художника и ученого, пользуясь старинными документами и рисунками, искали его могилу и, как им казалось, нашли.

То, что некогда было телом, приняло необычную позу.

Голова опиралась на руку.

Леонардо будто бы и по ту сторону жизни размышлял.

О чем?..

Неизвестно, что стало потом с черепом Леонардо.

«Мне стыдно признаться, — говорил Жозефен Пеладан в 1914 году, — что мои соотечественники отнеслись к этой находке с полнейшим равнодушием».

(О, если бы, — думал я, читая эти горькие строки, — был там в то время наш Михаил Михайлович Герасимов, восстанавливающий с научной точностью лицо по черепу…)

Но в Амбуазе меня, конечно, повели на могилу Леонардо да Винчи. На его символическую могилу: часовня и бюст Леонардо на высоком постаменте.

Экскурсовод рассказал, что подлинная могила Леонардо уничтожена была в конце XIX века загадочным обвалом горы.

Тоже легенда?

В Амбуазе Леонардо дописывал картины, в том числе и ту, что названа «Джокондой», занимался математикой, играл на лире и пел.

Но особенно увлекло его обследование водных источников.

У него зародились новые замыслы сооружения каналов, соединения рек, орошения полей.

Франциск, в отличие от других его покровителей, не настаивал на том, чтобы Леонардо писал картины: может быть, он был единственным из меценатов, который действительно его понимал и любил, хотя, конечно, не бескорыстно.

Франциску импонировало, что он покровительствует великому человеку.

Авторы итальянского телефильма уверяют нас, что в Амбуазе Леонардо возвращался мыслями к детству.

Точная дата рождения Леонардо установлена лишь недавно, в 1931 году.

Да… перед нами великий человек, «виновник будущего», о котором будущему, то есть нашей современности, известно гораздо меньше, чем можно было ожидать. Несколько веков не ведали, когда точно родился, и до сих пор неизвестно, где покоятся его кости.

Немногим больше известно и о его матери. Может быть, она была, как утверждают некоторые исследователи, крестьянкой, может быть, из родовитой семьи. Обе версии одинаково убедительны и одинаково неубедительны.

Подлинно из документов, не подлежащих сомнению, известно лишь одно: он был внебрачным сыном нотариуса Пьеро да Винчи.

Мать Леонардо после его рождения вышла замуж за местного жителя Антонио.

Леонардо жил в детстве с мачехами.

Жёны Пьеро да Винчи умирали (в ту эпоху молодые женщины умирали часто), и он женился опять и опять, оставив после себя десять сыновей и двух дочерей.

Нам почти ничего не известно о детстве Леонардо. Лишь однажды в записях он коснулся начала жизни, рассказав о странном сне: будто бы коршун подлетел к его колыбели, открыл ему рот и ударил хвостом несколько раз по губам. Леонардо потом часто возвращался мыслью к этому сну. Особенно когда думал о том, что человек может и должен летать.

Бруно Нардини называет коршуна вестником судьбы. Но коршуны не были редкостью в той долине, где расположено село Винчи…

Когда Леонардо уехал с Пьеро да Винчи и его первой женой — юной флорентийкой Альбиери во Флоренцию, ему было немногим более десяти лет.

Альбиери умерла, молодой вдовец женился на шестнадцатилетней Франческе Ланфредерини, а маленький Леонардо переехал из родного (родного ли?) дома в мастерскую известного художника Андреа Верроккьо, став его учеником.

Верроккьо мы обязаны тем, что можем увидеть подлинные черты совсем юного Леонардо.

Мальчик послужил моделью для художника, когда он лепил, а потом отливал в металле юного Давида.

Уже тогда Леонардо да Винчи был поразительно красив, что отмечали потом в воспоминаниях его современники.

Поразительно красивым, «божественно красивым» он оставался до последних минут жизни.

…В сухих, безэмоциональных записях Леонардо исследователи старались найти нечто относящееся к удивительным обстоятельствам его жизни. И они все больше убеждались, что Леонардо и в этом смысле уникален: при массе записей, при Гималаях исследований, ему посвященных, он остается загадкой. Автор «Трактатов» и «Кодексов», которые по сей день находят в библиотеках мира, «Мадридский кодекс», человек, о котором написаны тысячи книг, по-прежнему непонятен, как инопланетянин. Человечество располагает массой документов, массой аналитических попыток разобраться в этих документах, и все же что-то самое существенное, самое глубинное и, может быть, самое дорогое ускользает, не дается нам…

Полемически заострив ситуацию, можно утверждать: нам известно все о нем и не известно ничего. Все о его научно-инженерной деятельности до мельчайших, не в состоянии быть измышленными самой богатой фантазией подробностей, почти все о его художественном творчестве, и ничего о его жизни внутренней, и далеко не все об обстоятельствах внешних.