Иммануил Валлерстайн - Анализ мировых систем и ситуация в современном мире

А когда такие периоды заканчиваются, то есть когда прежняя держава-гегемон вновь становится просто одной из великих держав среди прочих (даже если в течение какого-то времени она продолжает оставаться сильнейшей в военном отношении), тогда, очевидно, обеспечивается меньшая стабильность и, соответственно, меньший уровень легитимации. Это предполагает и менее устойчивое состояние мира. В этом смысле нынешний период, следующий за гегемонией США, не отличается по сути от тех, которые последовали за окончанием британской гегемонии в середине XIX в. или голландской в середине XVII в.

Но если бы это было все, что можно сказать о периоде 1990- 2025, или 1990-2050, или 1990-?, тогда вряд ли бы имело смысл обсуждать что-либо кроме технических вопросов управления шатким мировым порядком (что сейчас и вправду обсуждают слишком много политиков, дипломатов, ученых и журналистов).

Однако в динамике грядущего полувека (или около того) великого мирового беспорядка, куда мы вступили, проблем гораздо больше. Геополитика межгосударственной системы основываются не только, и даже не в первую очередь, на военном rapport de forces между той привилегированной подгруппой суверенных государств, которую мы называем великими державами — государствами, которые достаточно значительны по размерам и достаточно богаты, чтобы иметь доход, необходимый для развития серьезной военной мощи.

Прежде всего, лишь некоторые государства достаточно богаты, чтобы иметь соответствующую налоговую базу, соответствующее богатство. Это является скорее источником, чем следствием их военной силы, хотя, разумеется, оба процесса находятся в отношении взаимного циклического усиливания. А богатство таких государств связано как с их размером, так и с осевым разделением труда в капиталистической мироэкономике.

Капиталистическая мироэкономика — это система, предполагающая иерархическое неравенство в распределении, основанное на концентрации определенных видов производства (относительно монополизированного и потому высокоприбыльного) в определенных ограниченных зонах, которые на этой основе и в связи с этим становятся местами наиболее крупномасштабного накопления капитала. Такая концентрация позволяет усилить государственные структуры, стремящиеся в свою очередь обеспечить сохранение относительных монополий. Но поскольку монопольное положение изначально непрочно, на протяжении всей истории современной миросистемы происходило постоянное, прерывистое, ограниченное, но тем не менее значительное перемещение этих центров концентрации.

Механизмами изменений являются циклические ритмы, наиболее важными из которых являются два. Кондратьевские циклы продолжаются около 50-60 лет. Их А-периоды, в сущности, являются тем временем, когда могут быть защищены особенно значительные экономические монополии; их Б-периоды — это периоды географического перемещения тех видов производств, монополия на которые исчерпала себя, равно как и борьбы за контроль над перспективными новыми монополиями. Более длительные циклы гегемонии включают в себя борьбу между двумя основными государствами за то, чтобы стать наследником предыдущей державы-гегемона, став основным местом накопления капитала. Это длительный процесс, который обязательно предполагает наличие военной силы, чтобы победить в «тридцатилетней войне». Когда новая гегемония установлена, ее сохранение требует больших затрат, которые на самом деле неизбежно ведут к относительному упадку победившей державы и к новой борьбе за то, кто станет ее наследником.

Этот способ медленных, но непременных перестроек и перемещений центра капиталистического мира-экономики был очень эффективен. Подъем и упадок великих держав был процессом более или менее того же рода, что подъем и упадок империй. Монополии удерживаются достаточно долго, но они в конце концов подрываются теми же самыми мерами, которые предпринимаются, чтобы сохранить их. Последовательные банкротства были механизмом чистки, избавляющим систему от тех, чей динамизм исчерпан, и вливающим свежую кровь. В ходе всего процесса основные структуры системы оставались теми же самыми. Каждая из монополий власти удерживалась какое-то время, но рано или поздно она сама себя подрывала.

Любые системы (физические, биологические и социальные) зависят от таких циклических ритмов как средства восстанавливать минимальное равновесие. Капиталистическая мироэкономика показала себя устойчивой разновидностью исторической системы и цветет довольно пышно вот уже около 500 лет, что для исторической системы является большим сроком. Но у систем, помимо циклических ритмов, есть еще и вековые тенденции, и последние обостряют противоречия (которые содержатся во всех системах). Наконец приходит момент, когда противоречия становятся настолько острыми, что ведут ко все большим и большим флуктуациям, что на языке новой науки означает наступление хаоса (резкое сокращение того, что может быть объяснено детерминистскими уравнениями), что в свою очередь ведет к бифуркациям, наступление которых несомненно, но направление непредсказуемо, и из которых происходит новый системный порядок.

Вопрос состоит в том, вступила или вступает историческая система, в которой мы живем, капиталистический мир-экономика, в такое время «хаоса». Я предполагаю взвесить аргументы, касающиеся этого вопроса, предложить некоторые догадки о формах, которые может принять такой «хаос», и обсудить, какие направления действия открыты для нас.

Временные рамки и великие державы

Я предлагаю не обсуждать подробно элементы, которые, как я полагаю, являются «нормальным» отражением Б-фазы кондратьевского цикла или Б-фазы гегемонии; я просто очень кратко суммирую выводы [212]. Я, однако, должен пояснить, что хотя цикл гегемонии значительно продолжительнее, чем кондратьевский цикл, точка перегиба цикла гегемонии совпадает с аналогичным пунктом (хотя и не с каждым из них) кондратьевского цикла. В данном случае эта точка приходилась примерно на 1967-1973 гг.

Явления, симптоматичные для нормальной Б-фазы кондратьевского цикла, это: спад или замедление роста производства, возможно, сокращение мирового производства на душу населения; рост удельного веса безработных в активном населении; относительный сдвиг сфер извлечения прибыли от производственной деятельности к финансовым манипуляциям; рост государственной задолженности; перемещение «устаревших» отраслей в зоны с более низким уровнем оплаты труда; рост военных расходов, оправдываемых не столько военными соображениями, сколько необходимостью антициклической политики создания спроса; падение реальной заработной платы в формальной экономике; расширение неформальной экономики; спад в производстве дешевого продовольствия; рост «нелегальной» межзональной миграции.