Георг Вильгельм Фридрих Гегель - Учение о бытии

Нечто, положенное со своею имманентною границею, как противоречие себя самого, чрез которое оно выводится и гонится вне себя, есть конечное . {66}

Существование определенно; нечто имеет качество, и в нем не только определено, но и ограничено; его качество есть его граница, причастное которой оно остается прежде всего утвердительным, спокойным существованием. Но развитие этого отрицания так, чтобы противоположность существования и отрицания нечто, как имманентная ему граница, была сама его бытием внутри себя, и тем самым нечто было в себе лишь становлением, образует его конечность.

Когда мы говорим о вещах, что они конечны , то под этим подразумевается, что они не только имеют некоторую определенность, что их качество есть не только реальность и сущее в себе определение, что они не только ограничены, — так как при этом они имеют еще существование вне своей границы, — но что собственно небытие составляет их природу, их бытие. Конечные вещи суть , но их отношение к себе самим состоит в том, что они относятся к себе самим отрицательно и именно в этом отношении к себе самим простираются вне себя, за свое бытие. Они суть , но истина этого бытия есть их конец . Конечное не только изменяется, как вообще нечто , но оно преходит ; и не только возможно, что оно преходит , т. е. что оно могло бы быть и без прехождения, но бытие конечных вещей, как таковое, содержит в себе, как их бытие внутри себя, зародыш прехождения, час их рождения есть вместе час их смерти.

Мысль о конечности вещей приводит с собою это горе потому, что она есть доведенное до крайнего обострения качественное отрицание, и в простоте такого определения за ними более не оставляется утвердительного бытия, отличного от их определения, как преходящих. В виду этой качественной простоты отрицания, которое возвратилось к отвлеченной противоположности ничто и прехождения с одной стороны и бытия с другой, конечность есть упорнейшая категория рассудка; отрицание вообще, состояние, граница допускают свое другое существование; даже отвлеченное ничто, как отвлеченность, оказывает уступку; но конечность есть упроченное в себе отрицание и поэтому резко противостоит своему утвердительному. Конечное, правда, приводится в течение, оно само есть то, что предопределено к своему концу, но только к своему концу; оно есть уклонение от утвердительного перехода в свое утвердительное, в бесконечное, от связи с ним; поэтому оно положено нераздельно со своим ничто, и тем самым отсекается всякое примирение с его другим, с утвердительным. Определение конечных вещей не простирается далее их конца . Рассудок окоченевает в этом горе конечности, делая небытие определением вещей, следовательно тем самым непреходящим и абсолютным . Преходящие вещи могли бы перейти лишь {67}в свою противоположность, в утвердительное; таким образом их конечность отделилась бы от них; но она есть их неизменное качество, т. е. не переходящее в их другое, т. е. не переходящее в их утвердительное: итак, она вечна .

Это весьма важное соображение; но что конечное абсолютно, это такая точка зрения, которую едва ли взвалит на себя какая-либо философия, или какое-либо мнение, или какой-либо рассудок; напротив, в предположении конечного решительно дано противоположное: конечное есть только конечное, а не непреходящее; это заключается непосредственно в его определении и высказывании. Но вопрос состоит в том, упорствуют ли в мнении о бытии конечности на том, что преходимость сохраняется , или же признают, что преходимость и прехождение преходят . Но что последнее не имеет места, признается за факт именно в том воззрении на конечное, по которому прехождение есть последнее слово о конечном. Тем самым решительно утверждается, что конечное не согласимо и не соединимо с бесконечным, что конечное совершенно противоположно бесконечному. Бесконечному приписывается бытие, абсолютное бытие; в противоположность ему сохраняется конечное, как его отрицание; несоединимое с бесконечным, оно остается абсолютным на своей собственной стороне; утверждение оно могло бы получить лишь от утвердительного, от бесконечного, и таким образом прешло бы; но соединение с последним есть именно то, что признается за невозможное. Если же оно не должно сохраниться в противоположность бесконечному, а должно прейти, то, как сказано ранее, последнее слово о нем есть его прехождение, а не утвердительное, которое было бы лишь прехождением прехождения. Но если конечное не переходит в утвердительное, а концом его считается ничто , то мы снова возвращается к тому первому, отвлеченному ничто, которое само уже давно прешло.

Однако, этому ничто, которое должно быть только ничто, и которому тем не менее приписывается существование в представлении или слове, в мышлении, присуще то же самое противоречие, которое только что указано относительно конечного, с тою лишь разницею, что ничто оно лишь присуще , в конечности же решительно выражено . Там оно является субъективным, здесь же утверждается, что конечное непрестанно противостоит бесконечному, что не сущее в себе есть , и что оно есть именно как не сущее в себе. Это должно быть возведено в сознание; и развитие конечного показывает, что оно сосредоточивается в нем, как это противоречие, но при этом в действительности же разрешает последнее в том смысле, что оно не только преходящее и преходит, но что прехождение, ничто, не есть последнее, а само преходит.

Хотя это противоречие отвлеченно заключается в том, что нечто конечно, или что конечное есть; но нечто или бытие положено уже не отвле {68}ченно, а рефлектировано в себя, и развито, как бытие внутри себя, имеющее определение и состояние в нем, и еще определеннее, что оно имеет границу в нем, которая, как имманентная нечто и составляющая качество его внутри себя, есть конечность. Надлежит рассмотреть, какие моменты содержатся в этом понятии конечного нечто.

Определение и состояние оказались сторонами для внешней рефлексии. Но первое уже содержало в себе инобытие, как принадлежащее бытию в себе нечто; внешность инобытия с одной стороны заключается в собственной внутренности нечто, а с другой стороны она, как внешность, остается от него отличною, она есть еще внешность, как таковая, но в нечто. Но поскольку, далее, инобытие определяется, как граница , как отрицание отрицания, имманентное нечто инобытие полагается, как отношение обеих сторон, и единство нечто с собою, которому принадлежит, как определение, так и состояние, оказывается обращенным против себя самого отношением, отношением своих в себе сущих определений, отрицающим свою имманентную границу. Тожественное себе бытие внутри себя относится, таким образом к себе самому, как свое собственное небытие, но как отрицание отрицания, как отрицающее то, что вместе составляет в нем существование, ибо оно есть качество его бытия внутри себя. Собственная граница нечто, положенная относительно него, как нечто отрицательное, которое вместе с тем, существенно, есть не только граница, как таковая, но предел . Но предел положен не только как отрицаемое; это отрицание двусторонне, так как положенное им, как отрицаемое, есть граница ; именно последняя есть вообще общее для нечто и для другого, есть определенность бытия в себе определения, как такового. Это бытие в себе тем самым есть отрицательное отношение к своей также отличенной от него границе, к себе, как пределу, долженствование .